Вот кончился подземный рукавок и снова погреб. Чужой!
- Как выйдем? Он снаружи заперт, - испугалась Всеволожа.
- Заложку можно открывать и изнутри, - ответила Полактия.
Вышли во двор. Друг дружку отряхнули. Две ярых хамки набросились на них, для устрашенья вздыбив шерсть. Полактия взглянула. Псы замерли и улеглись, скуля.
- К воротам не иди. Взойдём-ка в терем, - распорядилась Всеволожа.
- Пошто? - не поняла Полактия. - Мне велено вести тебя к тётке Фёдоре.
Евфимия шла к терему.
- Где чёрный ход?
В подклете сонный челядинец-страж спросил:
- Куда? Кто? Как попали?
- Поди, оповести: дочь Всеволожа Ивана Дмитрича желает говорить с Владимиром Григорьичем, - велела поздняя гостья.
Пока ждала, свербила мысль: «Примет, не примет?»
Страж-челядинец, возвратясь, сказал:
- Взойди, боярышня.
Евфимия прошла с ним на хозяйский верх. Полактия осталась ждать внизу.
Остановились у крестовой, где молилась на ночь вся семья. Поочерёдно вышли сыновья Владимира Григорьича: Иван старший (Голова), Иван Второй, Иван Третьяк, Иван Четвертак и Дмитрий. За ними - дочери: Овдотья Большая, Овдотья Меньшая, Варвара с маленькой Владимировой внукой Дарьей. Все с любопытством глянули на гостью. Внука же состроила ей рожицу.
Старик Ховрин пригласил:
- Пройдём ко мне, Евфимия Ивановна.
В его покое пахло воском, книгами и сургучом. Он указал на стольце с вышитой подушкой, приглашая сесть. Сам стал напротив. На нём чернела ферязь бархатная почти до полу, без воротника и перехвата, длиннорукавная.
Поведай, дочь покойного боярина Иоанна, чем обязан посещению? - осведомился Ховрин:
Евфимия молчала, собираясь с духом. Он не торопил. Она сказала:
- Нужда крайняя вела к тебе, почтеннейший Владимир Григорьич. С тех пор как изгнана из дому и лишена всей жизни, всей рухляди, кроме той сряды, что на мне, я не найду вещицы, чтоб дать тебе в заклад. Со временем надеюсь возвратить отобранное. Что взято право, пусть возьмут, что взято криво, по исправе пусть вернут. Коли разделишь мою уверенность, поверишь под честное слово, одолжусь. А коли нет - прости.
Богач из-под густых бровей в большом раздумье созерцал Евфимию. И отвечал не вдруг, а через тягостное время:
- Наслышан я, Евфимия Ивановна, что разумом пошла ты в батюшку. - Евфимия молчала. - Открой, как мыслишь, - попросил Владимир Ховрин, - останется ли на столе великокняжеском Василий Юрьич, или вернётся сын Василия Димитрича Василиус?
Загадка эта Всеволожу мучила с тех пор, как пришла весть о смерти старого похитчика престола князя Юрия. И Ховрину она ответила, как уже прежде отвечала самой себе:
- Я мыслю: не останется Васёныш великим князем. Жаден он, горяч и суемудрей. Ему бы братьев ублажить, он их обидит. Ему бы оделить бояр московских, чтоб их очи разожглись, он не приложит к этому старания. И что ж? Братья отвернутся, бояре призовут Василиуса, а Васёныш станет бегать.
- Васёныш? - удивлённо вскинул брови Ховрин.
- Я его в детстве так звала.
Хозяин вышел молча. Всеволожа успокоилась. Был бы отказ, она б немедля его услышала. А так… Увидим!
Боярышня увидела тугую калиту в руках купца, когда он воротился.
- Возьми, - рука Владимира Григорьича с весомой помощью без оговорок протянулась к ней. - Вернётся государь, а отнятого не вернёт. Ты не надейся. Однако в крайности приди ко мне. Я чту боярина Иоанна за высокий ум, хотя он не благоволил к моей особе.
Хозяин проводил Евфимию до лестницы в подклет.
Когда закрылась позади калитка Ховрина двора, Полактия была удивлена, что не спустились на Подол, а волею боярышни вернулись к воротам Мамонов. Сестра лесная заворчала:
- Дошли бы старым ходом.
- Не надобно, чтоб челядинец видел, куда идём, - ответила Евфимия.
Пусть соглядатайствует у ворот Васёнышев обыщик. Поздние гостьи пришли к Мамонам, и весь сказ.
Возвращение беглянок всполошило опальную чету. Когда же Всеволожа вручила тугую калиту Андрею Дмитричу, охам и ахам не было конца. Она прервала их:
- Пора бы собираться, Акилина свет Гавриловна. Весенняя-то ночь не зимняя, не так длинна.
Конюший Симеон Яма был тут же послан с лёгким скарбом на телеге в подмосковную деревню Дудницы по запутанным путям. Лесные девы с нехотеньем, спорами (как в чёрный час они покинут амму Гневу?) всё же отправились под Нивны в своё жилище ведьм. Сами же Мамоны с Евфимией переоделись нищебродами, преодолели на задах усадьбы заплот и покинули Кремль через Водяные ворота, где челядь спозаранку снисходит по воду к Москве-реке.
