Гудцы смолкли. Пляска оборвалась. Василий Юрьич, весь красный, слушал поздравления. Его окружили. Евфимия ясней ясного разбирала беседу Витовтовны с Константиновичем.
- Я же и говорю, - увлёкшись, жужжал ростовский наместник, - пояс тот «на чепех с каменьем» суздальский князь Дмитрий Константинович дал свёкру твоему Дмитрию Ивановичу, будущему герою Донскому, за дочерью своей Евдокиею, будущей твоей свекровью. Последний же тысяцкий Вельяминов подменил пояс на великокняжеской свадьбе источнем меньшей цены, а настоящий дал сыну своему Николаю, за которым была другая дочь суздальского князя, Марья.
- Это ты уже сказывал, - нетерпеливо перебила Витовтовна. - Далее что с поясом, далее…
- Далее Николай Вельяминов отдал его в приданое за дочерью, вышедшей за боярина Всеволожского.
Евфимия, глядя в сторону, ощутила на себе быстрый колючий взгляд великой княгини-матери.
- Вон куда ниточка ведёт, вон куда! - прошипела литвинка.
Она ещё что-то говорила, да княжна Заозёрская помешала расслышать.
- Любопытно мне, ясынька, кто будет обогревать Марьюшке свадебную постель, чтобы жених выкупил?
Евфимия знала: одной из родственниц невесты надлежит выполнить этот древний обряд.
- Бабушка Ярославны, Марья Голтяева, стара слишком, - продолжала княжна. - Бабка же по отцу, Елена Ольгердовна, - ох тоща! Постель старыми костьми не согреешь. Уж не знаю, как им и быть…
Всеволожа не отвечала, слушала дальнейшие пояснения Петра Константиновича:
- Иван же Дмитрич, нынешний инокняженец, отдал пояс за своей дочерью князю Андрею, сыну Владимира Храброго…
- За Анисьей, вдовой теперешней? - уточнила Витовтовна. - Далее!
Константинович заговорил тише. Евфимия навострила слух.
- Дошло до меня окольно, что, отъехав к Юрию Дмитричу, Всеволож обручил свою внуку, дочь покойного князя Андрея Владимировича, за Юрьева сына Ваську Косого. Вот пояс и оказался у него. Васька же явился в золотом источне на свадьбу к тому, кто должен по отчему завещанию носить оный пояс, не подменный, а настоящий.
- Мой сын должен его носить! Мой сын и никто иной! - проскрежетала Витовтовна.
Вот она поднялась, обошла столы, вступила в середину палаты, где молодцевал Василий Косой, при виде её удивлённо вскинувший бровь: неужто сама государыня-матушка изволит хвалить его за отменную пляску?
А Витовтовна хвать за пояс:
- Верни ворованное!
- Никак ты подшучиваешь надо мною? - опешил Василий Юрьич.
- Шутил бы с тобою шут! - отвечала Витовтовна, расстёгивая на нём источень. Напоказ всем она вскинула пояс над головой: - Это собственность моего семейства, незаконно тобой носимая!
- Матушка! - вскочил, побелев, Василиус.
- Брат! - обратился Косой к Шемяке. - Мы оскорблены!
- Зашутилась шутка бедовая! - подошёл Шемяка к Косому. - Уходим, брат!
- Два братца одним поясом опоясаны, - донёсся через стол до Евфимии голос Андрея Голтяева, внука знаменитого великокняжеского советника Фёдора Кошки, бездетного сына Марьи Голтяихи.
Княжна Заозёрская глядела на происходящее неверящими глазами, потом выпростала ноги из-под стола, смяв полавочник.
- Старая иродица рехнулась, - отозвалась она о поступке великой княгини-матери и устремилась за женихом.
Косой остановился в дверях, нацелил указующий перст на Витовтову дщерь и вовсеуслышание объявил жениху-венценосцу:
- Попомни: она виновница! Витовтовна презрительно рассмеялась:
- Грозцы грозят, а жильцы живут!
По внезапном уходе Юрьевичей в пиршественной палате возник беспорядочный калабалык. Шумели кто во что горазд. Иные истиха норовили уйти. Большинство выказывало приверженность великой княгине и её сыну.
Близко от Всеволожи стоял старый воевода Илья Иванович Лыков. Склонившись к соседу, он смешал свою белую бороду с белой же бородой боярина Ивана Никитича. Их таимная речь тем не менее достигла слуха Евфимии.
- А золотой-то источень, - шумно шептал воевода Лыков, - не с чёрными ли концами?
- С чёрными? - хихикнул Иван Никитич. - Я почёл было государынину выходку глумом, ан обманулся.
- Глумился волк с жеребцом и зубы в горсти унёс, - погрозил воевода пальцем неведомо кому.
Евфимия одиночествовала в толпе. Уйти одной можно, карета ждёт, да влепоту ли покажется её самоличный уход бешеным очам великой княгини-матери?
