- Московским время потесниться, - поник главою Иван Дмитрич.
- Не потеснятся, - возразила дочь. - Сражаться будут, аки львы. А с ними и купечество, и весь посадский люд, не терпящий сторонних пришлецов.
- Смирятся, - заключил боярин. - С князем Юрием придут не только галичане, а и вятчане, и костромичи, и тверичи, и угличане.
- Брат ца брата? - в ужасе воскликнула Евфимия.
- Не надобно таких высокопарных слов, - встал Всеволожский. - Не превращай простого в сложное. Клятвопреступник будет свержен. А боярство здешнее, погрязшее в придворной лести и круговой поруке, мне не преграда. При моём бесчестии никто из них не проронил ни слова.
- Стало быть, твоя обида выше покоя государства? - произнося эти слова, Евфимия хваталась за последнюю соломинку.
- Сейчас не время суемудрию, - насупился боярин. - Время делу. Верь в наш успех и следуй за отцом…
- …и стань женой Васёныша Косого, - попробовала дочь изобразить отцовский голос.
Иван Дмитрич улыбнулся.
- Кощунья! - Взяв дочь за плечи, поднял с лавки. - Хватит скоморошествовать. Сбирайся вборзе. Жена Василия Юрьича, считай, невдолге - великая княгиня. Так-то!
Дочь внезапно посуровела.
- Нет, я не еду, батюшка.
- Ты едешь! - крикнул Иван Дмитрич. - Велю связать, силком втолкнуть в карету… Пола-агья! - раскатился его бас по всему дому. Сенная девушка вбежала, будто стояла за дверьми. - Сбирай боярышню немедля… Анисья! - раздался новый зов. Пришла вдовая княгиня. - Следи, чтобы упрямица, не мешкая, была готова.
Оставшись наедине с сестрой, Евфимия спросила:
- Тоже хочешь ехать? Анисья опустила голову.
- Батюшка сказал, первым нашим постояньем будет Тверь. Сестрицу там увижу, инокиню Феодосию.
У нас обеих язва отняла мужей. Её судьба - моя судьба. Вот выдам замуж Устю… Устя! - позвала княгиня.
Племянница Евфимии вбежала, горя щеками.
- Матушка, я собралась.
- Помоги тётке, - распорядилась мать. - Полагая, - глухо зазвучал её голос уже в соседней боковуше, - не будь копушей.
- Спешу! - живо откликнулась Полагья.
- Увижу в Галиче своего света Васеньку, - делилась Устя с тёткой радостью.
Евфимия вздохнула: бедная племяшка, не ведала, что дед замыслил выдать за Василья Юрьича не внучку, а меньшую дочь.
- Будь другом, милая юница, - обратилась она к Усте. - Принеси-ка из чулана, из моего большого сундука, ту сряду, в коей я с Бонедей занималась. И ещё понку чёрную в дорогу.
- Зачем же чёрную? А для чего тебе штаны с рубахой? - удивлялась Устя.
- Беги, беги, - подтолкнула её в спину тётка.
Одна в одрине Евфимия всплакнула и тут же вытерла лицо. Приняв от Усти принесённое, переоделась, заявила, что желает пройтись по саду напоследок.
- Почему же напоследок? - удивилась Устя. - Мы сюда вернёмся.
Евфимия поцеловала её в лоб.
- Зачем целуешь, как прощаешься? - ещё раз удивилась Устя.
Боярышня, не отвечая, выскользнула из одрины.
Сумеречно было в огороде, или, как его чаще стали называть, в саду. Так больше нравилось Ивану Дмитричу. Здесь не росло ни чесноку, ни луку. Лужайка с превысокими качелями, далее яблони и сливы, ягодный кустарник. Боярышня спешила в дальний угол к высокому заплоту, давя палые яблоки.
Вот и ограда. С этой стороны - балясины, взобраться можно, с той же стороны придётся прыгать. А высоко!
Сумерки, как и сама Евфимия, торопятся. Спешат скорее превратиться в ночь. Беглянка сумела ловко перебросить понку через тын, собрав её в комок. Вот взобралась. И осторожно, чтоб не пораниться зубцами острых палей, повисла на руках. Затем зажмурилась, разжала пальцы… Упала мягко, навзничь, в пыль. Однако не ушиблась. Встряхнула понку, накинула… Должно быть, вид, как у монашенки, сбирающей на храм.
Узкий кривой проход между двумя высокими заплотами. Куда идти? Пошла заулками, да переулками, да тупиками. Остановилась, остоялась на площади Заруба. Отсюда крутой спуск к Москве-реке, подпёртый сваями и срубами с наносной почвой. Пониже кучились боярские дворы и среди них - Ивана Ряполовского. Туда не надо. Прошла Ордынский двор, где притаились доносчики-татары, наблюдатели за здешними событиями. Совсем уже впотьмах возвысились пред нею Фроловские ворота. При них подворье Кирилло-Белозерского монастыря. Налево - Афанасьев монастырь, палаты богатого купчины Таракана. Напротив них у караульни с фонарём о чём-то бранно спорят бердышники - ночные сторожа. Евфимия к ним подошла, собравшись с духом.
