Дюдень как-то показался мельком. Не подошёл, издалека поприветствовал. Значит, досталось бедному за появление подопечной в Курмыше. Пусть не по пяткам, а всё же крепко. Теперь нет на него надежды.
Асфана, весёлая, вошла в ложню гостьи и объявила:
- Сегодня к нам - песельник! Ещё в Орде Мамутек купил его. Большой полон пригнали с Южной Руси. С тех пор возит с собой царевич русского соловья. Мой Канафи одолжил яшника на вечер. Пошли…
Женское общество собралось в саду. По одну сторону пруда - жёны Ханифа с боярышней и её девушкой, по другую - длинный худырь с узким ликом, впавшими ланитами, взором огненным. В руках будто лютня иль балалайка, только больше, пузастее.
- Как прозывают песельника? - спросила Асфану Всеволожа.
- Мы зовём Митуса… Гордость уруситов! Теперь - наш! По-татарски может. Тебе будет петь по-русски.
Длинными тонкими перстами Митуса прошёлся по струнам. Побренчал, настраиваясь… Запел райским голосом, но с земной тоской:
Не гром гремит, не гроза идёт -
Молодой татарин полон ведёт:
«Вот тебе, жёнушка, работница!
Враз о трёх делах позаботится:
Заставь её ногами дитя качать,
Заставь её руками гужель вертеть,
Заставь её очами гусей стеречь»…
Качает полонянница дитятку:
«Ай, люлю, люлю, баю-баюшки!
По отцу-то ты татарчоночек,
А по матушке - мой внучоночек!
Твоя матушка-то мне дочь была,
Во полон она семи лет взята,
А семнадцать лет во плену живёт»…
Услыхала татарская жёнушка,
Полоняннице в землю кланялась:
«Что ж ты, матушка, не призналася?
Ни к чему трёх дел тебе делати.
Ты снимай-ка шубу кожуриную.
Надевай шубку соболиную.
Мы пойдём с тобой во зелёный сад,
Во зелёный сад виноград щипать».
«Ах ты, дитятко моё милое!
Не пойду с тобой виноград щипать.
Отпусти меня во Святую Русь,
В мою дедину, к дорогим крестам»…
- Тьфу, поёт! - озлилась Асфана. - Одни слёзы! Зачем? У нас полный пруд воды.
- Дозволь говорить с Митусой, - спросилась Евфимия.
- Что ты! Нельзя, нельзя, - замахала рукой хозяйка.
Гостья встала и удалилась в дом, сопровождаемая Раиной.
- Боярышня, бежать надо. В лес хочу-у-у! - не впервой запричитала дева.
- У тебя в тяжкий час одно слово - «бежать»! - гневалась боярышня. - Как бежать? Куда бежать? Всюду глаз…
- Измыслю как, - не унялась ловкая наперсница.
- Сбежишь - вернут! - отрезала Всеволожа. Взошла, молитвенно сложив ладошки, Асфана.
- Что ты ходишь, как семенишь? - набросилась на неё Евфимия.
- Так красиво, - опустила татарка повинный взор. - У нас принято так.
Боярышня не сумела взять себя в руки, продолжала ехидничать:
- «Решила ворона, как куропатка ходить, позабыла и собственную походку». Ведомо ли тебе такое ваше присловье?
- Ты добрая, тебе плохо, - поняла Асфана. - Я не гневаюсь.
- И голос-то у тебя не твой: тонкий, птичий, будто щебечешь, - совсем разошлась боярышня. - В Костроме говаривала, как люди.
- Там была яшница, тут - жена Ханифа! - гордо вскинула голову Асфана.
Раина ушла от греха подальше. Евфимия опустилась на одр, задумалась.
- Митуса иглу воткнул в сердце Афимы? - подсела к ней хозяйка. - Ладно, не горюй. Хочешь, развлеку? Как? Не угадаешь.
- Не помыслю угадывать, - откликнулась Всеволожа.
- На мужней половине, - продолжила Асфана, - в тесной потайной палате в сей час родитель мой, имам курмышскогомезгита, беседует…
- Так это твой отец почти ежевечерне, - перебила боярышня, - кричит с мечети, или, как вы называете, с мезгита… Я даже выучила наизусть: «Ля илляхе иль Алла, Мухаммед расу л Улла!»
Асфана сминала пальцами и тут же расправляла на коленях свой цветной шабур из яркой домотканой шерсти.
- Это муэдзин азан читает, молитвой созывает правоверных. Мой же отец в мечети - главный. Мы с тобой алалыкаем, а он как раз отай беседует с имамом уруситов, яшником царя. Тот и другой встречаются в нашем доме подалее от глаз людских. Отец приходит, яшника приводят. Хочешь глянуть на него?
- На кого? - не брала в толк Всеволожа.
- На имама уруситов.
- У нас нет имамов. Асфана вздохнула.
- Когда царь весной брал Нижний, его нукеры нашли в лесу имама. Он не мусульманин, он… Ну, «человек писания». Так называют единобожников, отличных от язычников, хотя неверных. Этот яшник был в монастыре урусов главный, значит, имам. Теперь он в яме. Отец любит тайно с ним беседовать.
