- Дню приходит конец, - объяснила боярышня.
- Дню приходит конец с востока, не с запада, - возразила лесная дева.
- Буря, принёсшая хлебный дождь, теперь злодействует над Великим Новгородом, - оповестил Симеон.
Как бы над их головами грозно грянул гром.
Не хлебный, водяной дождь обрушился на кареть, заструился по слюдяным оконцам. Вспышки молний, на миг-другой ярко высвечивали испуганные лица крестящихся путников.
- Страсти какие! - шептала боярышня.
- Чуть-чуть до дому не дотянули! - сожалел князь.
Подъехали к городским вратам. Ливень стих, кареть же остановилась. Возница, сошед с облучка, приотворил дверцу:
- Далее нет езды. Улицу запрудила толпа.
- С Божьей помощью доберёмся пешехожением, - вздохнул князь, покидая тёплое место.
Симеон - за ним.
- Боюсь быть в толпе, - вспомнила Евфимия новгородские злоключения.
Раина прижала к своему боку боярышнину руку:
- Небось!
Молнии ещё пыхали окрест. Кое у кого появились факелы, ибо совсем стемнело.
- Ступайте к церкви Пресвятой Богородицы, - слышался позов. - Там сторожа Андрея убило молнией!
У паперти над трупом выла женщина. Другая громко поясняла:
- Цепь паникадильную порвало, двери царские ожгло.
- Внутрь вошёл огнь? - ужасались голоса.
- У нашего святого Николы в воротах под церковью двоих убило! - свидетельствовали очевидцы. - Одни упали, как мёртвые, другие онемели, иные без ног стали и оглохли…
- А в церкви у святого Константина иконы опалились!
- И у Предтечи, и у Василия Божий гнев оставил отметины…
- Пропустите князя Константина и людей его!.. А ну, отхлынь! - кричала обережь вокруг Евфимии и её спутников.
Чья-то мужняя жёнка под выцветшим убрусом в толчее просочилась сквозь охранышей, оказалась меж Раиной и боярышней.
- Не зря вчера в вечернюю зарю являлось знамение на небеси!
Женщина тряслась от страха. Евфимия спросила:
- Какое знамение?
- А не видала? - полуплача, крикнула напуганная дивом горожанка. - Все видели! На западе звезда немалая взошла, аки копьё, а сверху, с острия, воссиял луч. Это ради грехов наших. Так толкуют сведущие. Всё преобразуется, претится и велит покаяться.
- В чём каяться? - услышал их беседу князь.
- В том, что русские между собой секутся, брат куёт копьё на брата, острит меч приятель на приятеля, стрелами стреляет ближний ближнего, сулицею прободает сродник сродника, племенник своего племенника низлагает и правоверный единоверного рассекает, юноша седин старческих не стыдится, и раб Божий раба Божьего не щадит…
- Куда, куда отжимают нас? - сопротивлялся князь толпе, что с обережью вкупе понесла их вправо от Великого моста. - Нам на Владычную сторону!
- Любезный княже, - стонал сдавленный с боков Симеон. - Говорят, инок свят внезапно начал в колокола звонить, и многие сходятся… Он же уродствует…
- Что толкуешь, отче? Какой инок? - продолжал сопротивляться толпе Константин Дмитрич. - Ох, и вправду колокольный звон!
Дождь то уходил, то приходил, загашивая факелы.
И вся толпа, спешащая на зов, напоминавший набат, вдруг погружалась во тьму кромешную. Лишь вспышки молний озаряли бесконечность жарких глаз, всклокоченных бород, высоких шапок…
- Не наседай! Не наседай! - предупреждала цепь вольных стражников. - Пройди заулками!
Кабы не стражники-богатыри, помяли бы толпежники друг друга.
Вывернув из-за угла, Евфимия узрела страшный свет. Треща, искря, грозя красноязычием, пылал костёр до неба.
- В храм угодила молния! Сосновый храм горит! - кричали спереди на крики напирающих.
- Что, что горит?
- Колокола на звоннице от огненного жара разлились! - перекрывал всех тонкий голос.
Однако тот набатный звон, что стягивал толпу на площадь, ещё гудел. И вдруг умолк. И всё умолкло. Лишь факелы шипели и чадили, судя по запаху, ибо во тьме не видно было чаду.
- Глядите, вон, на каменной приступке возвысились архиепископ наш Евфимии с посадником Нежатой…
- Тише! Тише!.. Юродивый заговорил…
На звоннице каменной церкви, что насупротив пылающей сосновой, освещённый пламенем, стоял высокий человек. Он не был в медной шапке и веригах напоказ, какими Всеволожа привыкла видеть на Москве юродивых. На нём были скуфейка, ряса, подпоясанная вервием. Левая рука сжимала длинный посох, правая возвысилась над площадью.
