- Носом хлещет кровь. Причастие принять не мог. Дьякон Дементей и чёрный поп Осия ноздри князя бумажками затыкали.
- Зачем бумажками?
- Чтобы причастить.
Всеволожа наконец пришла в себя, опрянулась, собралась с мыслями.
- Срочно скачи к амме Гневе за Калисой. Лучшего скакуна возьмёшь. Набью рублями калиту. Коней будешь менять на каждом становище.
Тут Раина села на сундук, замотала головой.
- Вотще стараться! Что у князя порча, это вижу.
Кто испрокудил, неведомо. А подслушала поповское соборование - дьякон тебя винит, мол, жениха испортила, даже допускать к нему считает вредным. Священноинок его усовещивает: дескать, грех, не знаючи, вчинять вины. Однако же обмолвился, знахарство, мол, тут непотребно. Помощь - токмо Бог.
- А что ж князь? - спросила Всеволожа.
- Сделался глухой, как тетерев, - расширила глаза Раина. - Тебя зовёт, не умолкая. Дементей с Осией его не слушают. Тоже тетерева глухие!
Евфимия скорее - в дверь, опрометью на половину князя…
В сенях увидела Осию со святыми дарами. В дверях стоял Дмитрий, держа у носа красный платчик.
- Любезная моя! Взойди поскорее.
В покое были Дементей, немногие бояре с Дионисьем Фоминым.
- Вот только приобщился святых тайн, - сказал князь невесте. Усадил на стольце, сам лёг. - Теперь станет лучше!
Принял яства, что челядинец внёс на деревянном блюде, вкусил толику от ух мясных и рыбных, испил чашу вина. Потом взял за руку боярышню, глянул на приближенных:
- Выступите вон. Дайте упокой.
Среди бояр возникло оживление, как бы тяжесть спала с плеч.
- Князюшка лучшает, - сказал дьякон.
- Идемте, други, посидимте у меня, - пригласил Фомин, живущий ближе всех к княжому терему. - Ещё не поздно.
Дверь закрылась. Дмитрий сжал руку Евфимии.
- Прости, невестинька, мои недуги. Смешные люди, - отозвался о боярах. - Мнят, будто не кровь у меня носом, а кровавый пот. С чего бы даже пот? И глухота… И ещё чую, будто бы болячка внутри движется.
- Бога ради! - молила Евфимия. - Дозволь послать к Мамонам, привезть Калису. Целительница, коей всё подвластно!
Говорила громко на ухо болящему. Он запротестовал:
- Ни в коем разе! Мамонам в огненной геенне гореть за смерть батюшки. Их ведьм - подалее от порога! Скрепя сердце принял Раину. Скажи, - привлёк вплотную невесту князь, - Раина - не ведьма?
Всеволожа пришла в уныние. Больной откинулся на подушки.
- Мой мир телесный желает сна. Побудь со мною. От тебя токи сладостные. Ты - источник жизни. С тобою воспряну духом, люболюбная моя неве… невестинька Евфи…
Она сжала его руку. Рука стала холодеть. Глаза раскрылись, но взирали несмысленно. Уста шевельнулись - ни звука. Она приникла - ни шёпота!
Боярышня стремглав покинула покой. Оказавшись в пустых сенях, истошно крикнула на весь терем:
- Князь Дмитрий Юрьевич отходит!
Первым прибежал дьякон Дементей. За ним - Осия в епитрахили. Скоро стали скапливаться бояре.
Князь уже не подавал признаков жизни. Евфимия, склонясь, припала к устам… Показалось, приняла последнее воздыхание…
Невеста отступила под чтенье канона на исход души. Осия подошёл к жениху.
- Что он делает с князем? - спросила Всеволожа боярина Фомина.
- Загнёте ему очи и покры его, - ответил рядом стоящий дьякон.
- Идемте, изопьём мёду за упокой души новопреставленного, - позвал Дионисий Фомин бояр.
Евфимия недолго пребывала наедине с покойником. Пришёл дьякон с толстой книгой, положил Псалтирь на аналой, отстегнул застёжки… Потекло заупокойное чтение:
- «Внегда призвати ми, услыша мя Бог правды моея. В скорби распространил мя еси. Ущедри мя, и услыша молитву мою. Сынове человечестии! Доколе тяжкосердии векую любите суету и ищете лжи? И уведёте, яко удиви Господь преподобного своего»…
Слушая Псалтирь, невеста глядела на усопшего, как на живого, не верила, что мёртв. Будто смежил очи при кудесном усыплении. Будто ищет душой: в грядущее ли воспарить, остаться ли в настоящем. Ближе подступила к смертному одру, низко склонилась к лику жениха. И слово за словом воскресло в памяти заклинание Агафоклии. К месту ли оно? Не отгонит ли спящего от бодрствующей? Однако же слышала его Всеволожа не только засыпая ради паломничества души, но и пробуждаясь, возвращаясь к оставленному. Разум умолк. Сердце затрепетало надеждой. Уста сами по себе выговаривали заветные слова:
