- А там воевода не хуже тебя, - возразил Косой. - Глеб Иванович Оболенский. А к нему советчики прибыли из Москвы изгоном: Фёдор Михайлович Челядня, Андрей Фёдорович Голтяев, Михаила Чепчик. Может, и овладеем Великим Устюгом до прихода вятчан, а много ль сохраним воев, дабы соединиться с вятчанами?
Вепрев смолчал.
- Не достоит мне мужскую прю разрешать, - заговорила Евфимия. - Однако же, коль изволите выслушать, я считаю разумнее взять крепость на целование, нежели стоять под ней месяцы. Ведь не город, а окуп потребен вам, не володетелям, а добытчикам.
- Истинно, истинно, - возложил Васёныш цепкую руку на её плечо. - Возьмём окуп и уйдём. А уговариваться с Глебом Оболенским тебе, Офима. Лучшего уговорщика не найду. Боярин Иоанн такими способностями был славен. Ты вся в него. Встреться с московским наместником. Коли отдаст казну, я поцелую крест.
Вепрев хмыкнул и отошёл. Утолчённая военными хитростями глава оценила мысли Косого: чем дочь велемудрого Всеволожа не миротворщица? Знатному московиту она известна. Выгорит дело - добрая половина рати останется на ногах.
Князь вручил Евфимии белый стяг. Нелюба отправил сопровождать посольницу.
Пошли пешими через бывшую торговую площадь меж посадом и крепостью. Почва была утоптана и уезжена до надёжной твёрдости. Лужи от вчерашнего дождя инде отражали смурое небо колотыми зерцалами.
- Отворят ли для нас Брата? - спросила Всеволожа Нелюба, не в силах в одиночку нести бремя тяжких дум.
Нелюб не ответил. Он шествовал чуть впереди, должен был бы расслышать речь за своей спиной, хотя ветер сдувал слова. Нет, Нелюб не ответил, даже не обернулся.
- Ты что, не слы…
Она бросилась вперёд, не домолвив. Охраныш лежал с небывало огромной стрелой в груди.
Подбежал воевода Вепрев.
- Эк его! Из надвратной бойницы. Я углядел.
- Отродясь не видела таких стрел, - рассматривала боярышня орудие смерти.
- Большой лук с прикладом и спуском, - пояснил воевода. - По-франкски именуется арбалет. К нам немцы завезли. А этот - становой, крепостной, для метания в осаждающих больших стрел.
- Мы ведь не осаждающие, - распрямилась Евфимия. - Мы с белым стягом.
- Оплошка, - объявил Вепрев. - Наляцали и пустили.
- Наляцали? - не поняла Всеволожа.
- Ну, напрягли… Как ещё сказать?.. Насторожили… Вон, гляди, приотворили ворота. Иди, княж посольник девья обличья!
Всеволожа ощутила себя лисицей в отверстой клетке. Сигануть - только хвост трубой!
- А не боится князь, что сбегу? - спросила она задорно.
Не утерпела. Воевода же бровью не повёл.
- Бежать от Василья Юрьича - твоя воля. Ты ему не супружница и не дружница, как мне ведомо. Он же велел сказать: не надейся на Оболенского. Взята будешь вместе с Великим Устюгом. А народу погубишь тьму!
Всеволожа пошла.
Встречь ей шёл Андрей Фёдорович Голтяев. Вышедшие вместе с ним люди оставались в воротах.
- Тебя ли вижу среди воров? - вскинул Голтяев очи на Всеволожу.
- Меня, невольницу, - опустила она взор.
- Однако страж твой убит. Где ж неволя? - не понимал Андрей Фёдорович.
- Во-он моя стража, - повела рукою Евфимия за своей спиной. Там, вдали, щетинились копья дружины Шемякиной и людей Косого.
- С чем тебя шлёт крамольник? - спросил Голтяев.
- Чего ищет добрый тать? - в свою очередь спросила боярышня и ответила: - Нажиться, погостевать и уйти.
Голтяев воротился к своим. Посовещавшись, вынесли далее от стен аналой, привели священника.
- Зови, - велел Андрей Фёдорович.
Всеволожа вскинула стяг. Подошли Косой с Вепревым. Малая обережь с обеих сторон оставалась поодаль.
Голтяев с Евфимией стояли на том же месте, где встретились.
- Помнишь, в Нижнем из-за Орды ссорились да ко-торились? - усмехнулся сын Марьи Голтяихи. - Твоя правда была. Выгнал Улу-Махмета братец Кичи-Махмет. Скитается теперь царь ордынский, как мы скитались.
- Целуют крест! - наблюдала Евфимия за высокими договаривающимися сторонами.
- Стало быть, до свидания, Евфимия Ивановна, - чуть склонился Голтяев. - Порадею за тебя перед государем. Авось найдёт случай вызволить добрую спутницу по изгнанию.
Косой, возвращаясь, сделал знак Всеволоже:
- Пошли, Офима!
Она не слушала его благодарностей, то ли искренних, то ли нет. Ею вновь овладело проклятое чувство пленницы.
