— Тут, Захар Петрович, обращаю ваше внимание, тоже нюансик, — задумчиво произнес Агеев. — Лещенко застал самое окончание бала… Кажется, у него произошла стычка с Ивановым.
— Из-за Ватутиной?
— Похоже…
— Это сам Лещенко сказал?
— Нет, отдыхающие, Карапетян выяснила.
— И что вас насторожило?
— Лещенко этот факт посчитал нужным почему-то скрыть.
— Какой вывод?
Виктор Сергеевич пожал плечами.
— Жизнь есть жизнь. У кого-то к кому-то возникает симпатия. Ревность. Мелкие или крупные обиды. Недоразумения. Все это естественно, когда кончается спокойно. Без трагедий и трупов. — Агеев серьезно посмотрел на меня. — А тут их два.
— А если несчастный случай?
— То есть пищевое отравление?
— Ну да. Ведь мы пока не знаем точной причины смерти Иванова и Вачнадзе, — сказал я.
— Пока не знаем. — Агеев глянул на часы. — Сегодня уже вряд ли позвонят из лаборатории. Признаюсь честно, Захар Петрович, очень не терпится узнать…
Когда я вечером, после работы, устроился на балконе в шезлонге с номером «Огонька», который принесли с последней почтой, жена позвала меня к телефону.
— Захар Петрович! — буквально прокричал Агеев. — Дело совсем не в продуктах! Анализы показали, что еда со и стола Лещенко и в столовой абсолютно доброкачественная! Я звоню из лаборатории…
— А что же? — нетерпеливо спросил я.
— В начатой бутылке горилки с перцем обнаружен сильнейший яд — цианистый калий! Этот же яд обнаружен в о трех стаканах, там, где были остатки горилки. Причем в одном из стаканов, помимо горилки, были обнаружены остатки пепси-колы.
— В другой бутылке горилки, не начатой, тоже яд?
— Нет.
— А в шампанском?
— И в шампанском яда нет. Ни в бутылке, ни в стакане.
Возникли вопросы. Но по телефону их не обсудишь. А Виктор Сергеевич продолжал:
— Эксперты заканчивают свою писанину. — Видимо, рядом кто-то был, потому что Агеев шутливо сказал кому-то: — Ладно, ладно, за мной не пропадет, бутылку поставлю. Пепси-колы, разумеется. Нет, нормальную, без яда. — И уже мне: — Тут требуют магарыч за сверхурочную работу.
Шутит — значит, на деловой волне.
— Буду через полчаса в прокуратуре, — сказал я.
— А может, сразу в санаторий? — предложил следователь. — Горилку выставил Лещенко. Понимаете?
— Считаете, его необходимо срочно допросить?
— Возможно, не только допросить…
— Хорошо, я сейчас заеду за вами. Я вызвал машину.
Когда Агеев подсел ко мне в пути, я сказал шоферу, чтобы он ехал в санаторий имени Семашко. И спросил Виктора Сергеевича:
— Не слишком ли вы гоните лошадей?
— Черт знает, что у этих психов на уме! — ответил следователь.
— Допрашивать на ночь глядя… — покачал я головой.
— Закон разрешает. Случай исключительный. И потом, мне не нравится поведение Лещенко. Нервничает. Мрачен…
— Кармия Тиграновна работает?
— Она, — кивнул Агеев. — Попросила нянечек присматривать за этим химиком… Я знаете о чем жалею? Что не произвел обыск у него в палате. А надо было!
— Думаете, хранит яд?
— Может быть! Ведь цианистый калий попал в горилку не из воздуха! Его туда подмешала человеческая рука. И скорее всего — заранее…
— Но почему именно заранее? Это могли сделать, когда горилку уже разлили. Сыпанули в стаканы и в саму бутылку, — сказал я. — И, между прочим, в отсутствии Лещенко… Я бы пока не делал категорических выводов, Виктор Сергеевич. Лучше вспомните, какую картину мы застали на столе…
— Отлично помню. Три стакана с остатками горилки и один, наполненный шампанским.
— Кто из какого стакана пил, не знаете?
— Нет.
— Почему не притронулись к шампанскому, тоже ведь неизвестно, — продолжал я. — И кому оно было налито…
— Все верно, — со вздохом согласился Агеев. — Каждую деталь нужно исследовать. Скрупулезно и точно.
— Еще один невыясненный вопрос: почему в двух стаканах с горилкой не было пепси-колы, а в третьем была…
— Да, да, об этом я тоже думал, — сказал Агеев. — Кто-то, видимо, выпил горилку, а запил пепси-колой. Или же разбавил… Черт! Действительно, каждая мелочь важна… Почему мы вчера обо всем этом не спросили у Лещенко?
— Стереотипное мышление… Воропаев, кажется, первый высказался на счет пищевого отравления. И пошло. Каждый из нас думал только в этом направлении.
