— В каком смысле? — не понял Агеев.
— Так здесь же запрещается. Особенно когда начнешь проходить курс лечения. И вообще… Только сели — стук в дверь. Открываю — медсестра. Вас, говорит, Лещенко, срочно вызывает врач. Я сказал гостям, что они могут начинать без меня. А сам иду к врачу и радуюсь, что не успел выпить. Почует спиртное неприятностей не оберешься. Выгонят — ещё полбеды. Не дай Бог, сообщат на работу…
— Когда вас вызвали?
— Приблизительно в час.
— Дальше.
— Воропаев посмотрел мою санаторную карту, стал расспрашивать, а я все невпопад отвечаю. Мыслями там, в палате, где гости сидят… Врач назначил мне процедуры, и я бегом к себе…
— Долго вы были у врача?
— Да нет, минут пятнадцать… Так… Возвращаюсь, дергаю — дверь закрыта. Странно, думаю, может, шутят? Стучу — никакого ответа. Я сильнее. Ни звука. Знаете, даже нехорошее подумал…
— А что именно? — спросил Агеев.
— Ну, мужчины приехали без жен… Выпили… Симпатичная женщина, разведенка… — Лещенко смущенно кашлянул. — Короче, сами понимаете… Но о все-таки я опять постучал. Затем спустился вниз, позвонил в свою палату по телефону. Молчок. Думаю: что-то не то… И мужики вроде приличные. Вахтанг Багратионович и этот капитан… Тут уж я не на шутку забеспокоился. Побежал к дежурной, попросил запасной ключ. Открываю…
Господи, никогда такого кошмара не видел. Оля на полу. Капитан тоже… Я выскочил, закричал… А сам как в тумане: все поплыло… Смутно помню: меня куда-то отвели, дали лекарство, положили на кровать…
Лещенко замолчал. На протяжении всего разговора он вертел в руках сверкающий золотистый камень, величиной и формой с голубиное яйцо. Камень был отполирован и казался прозрачным. В его глубине мерцали, переливались золотые блестки. Словно все звездное небо сжали до таких малых размеров, и оно хотело отдать миру свое сияние…
— Вы раньше были знакомы с кем-нибудь из тех троих? — спросил следователь.
— Я же говорю: с Вахтангом Багратионовичем и Николаем познакомился только сегодня.
— А с Ольгой Ватутиной до санатория были знакомы?
Лещенко не то растерялся, не то смутился. И тихо ответил:
— Был. Ехал с ней в одном поезде в Южноморск…
Неожиданно резко зазвонил телефон. Трубку взяла Карапетян.
— Захар Петрович, вас, — сказала она.
Звонили из прокуратуры, просили срочно связаться с первым секретарем горкома. До него дошли сведения о происшествии в санатории.
Я сказал секретарю, что сейчас выезжаю. Допрос Лещенко заканчивали без меня.
На следующий день с утра у меня уже были следователь Агеев и старший инспектор угрозыска Карапетян. Первая новость была утешительной: Ольга Ватутина, как уверяли врачи, находилась уже вне опасности. Правда, состояние её было ещё тяжелое, но прямая угроза жизни миновала.
Решено было (о чем следователь предупредил лечащих врачей) не говорить пока Ватутиной, что Иванов и Вачнадзе погибли. Чтобы не травмировать психику больной женщины. Затем мы переключились на погибших.
— Какое заключение дал судмедэксперт после вскрытия? — спросил я Виктора Сергеевича.
— Леониди подтвердил свое предварительное мнение. Отравление ядом.
— Каким?
— Это станет известно после анализов. Сейчас в лаборатории проводят исследование.
— Как попал яд в организм погибших?
— Леониди считает, что вместе с пищей. Ее тоже исследуют. Ту, которая была на столе у компании, и ту, которую взяли в столовой. Но уже можно строить кое-какие предположения. Обратите внимание, Захар Петрович, кроме этой троицы, в санатории никто от отравления не пострадал. Так что скорее всего причиной послужила еда, принятая в номере Лещенко. Резонно?
— Не совсем, — сказала Кармия Тиграновна. — Приведу пример из личного опыта. Как-то отравилась моя сестра Асмик. Врачи выяснили — сливочным маслом. Дома за завтраком его ели все. И я, и родители, и дедушка… Просто был испорчен край масла, который и съела Асмик. Остальное было съедобно.
Инспектор говорила с чуть заметным акцентом. И это ей шло.
— Личный опыт — серьезная штука, — улыбнулся Агеев. — И все же, дорогой товарищ инспектор, я настаиваю на своей версии.
— Поживем — увидим, — ответила ему с улыбкой Карапетян. — Тем более ждать осталось недолго.
