– Есть разница между политическими разногласиями и обычным грабежом или убийством, – произнес лорд Джеймс.
– Убийство Риччио было более кровавым, чем убийство аббата Келсо. Я не вижу разницы, хотя рукоять королевского кинжала украшают самоцветы, – ей не хотелось продолжать этот разговор. – Я разрешаю вам уехать завтра утром, а сама отправлюсь в замок Эрмитаж. Мне нужно многое обсудить с лордом Босуэллом, если силы вернулись к нему.
– Он почти в тридцати милях отсюда, – заметил лорд Джеймс. – Вам придется выехать рано утром, – он снова вопросительно изогнул бровь. – Вы собираетесь преодолеть шестьдесят миль за один день?
– Почему бы и нет?
– Даже во время вашего бегства в Данбар, которым все восхищались, вы проскакали лишь двадцать пять миль. А теперь шестьдесят миль, и лишь для того, чтобы поприветствовать больного!
– Я не собираюсь нянчиться с ним. Мне нужно выслушать его рапорт и отдать распоряжения.
– Разумеется, – сказал лорд Джеймс. – Тогда, с вашего позволения, мы будем сопровождать вас.
Рассвет был ясным и немного морозным. Они оседлали лошадей, когда солнце показалось над верхушками деревьев, быстро сбрасывавших листву.
Марии не терпелось поскорее отправиться в путь. Она заставила лошадь повернуться вокруг и сказала:
– Мы выезжаем. Проводник поведет нас по самому короткому маршруту.
Они галопом проскакали по главной улице города и мимо руин другого аббатства туда, где начинались сжатые поля. Снопы соломы поблескивали от инея, словно призрачные стражи, и стерня казалась серебряной. Вдоль полей тянулись фруктовые сады, обобранные почти полностью. Можно даже было видеть лестницы, прислоненные к деревьям, и корзины, расставленные на земле.
Но дальше аккуратные поля и сады сменились зарослями, а потом широкими грядами серовато-коричневых холмов с нитками ручьев, ниспадавших каскадами между крутых мшистых берегов. Редкие белые бабочки танцевали над алыми и коричневыми зарослями вереска и рогоза, и соколы парили в огромном небе, но земля казалась пустой и заброшенной Богом.
– Болото! – крикнул проводник, указывая на большой участок густой травы и камыша, который выглядел так же обманчиво, как и все вокруг. Они проехали стороной.
Солнце уже находилось почти в зените, и стало довольно тепло. Они скакали уже шесть часов.
– Там! – крикнул он и указал на серую массу, выраставшую на подъеме в двух-трех милях впереди.
Даже на таком расстоянии крепость казалась огромной, и по мере приближения она становилась все больше, как портал древнего города. Серые стены росли до тех пор, пока не загородили небо и не затмили солнце.
Всадники приблизились к настилу из досок, который действовал как подвесной мост, перекинутый через ров, но дозорные увидели их приближение, как только они показались на вершине холма. Решетка ворот была поднята, и часовой побежал с докладом к своему господину.
– Пойдемте, он лежит здесь, – сказал один из солдат, проводивший их через сырые помещения, где Мария слышала звук падающих капель, в сводчатый зал с пещерообразным камином, где потрескивающий огонь немного разгонял сумрак и сырость. Дым наполнял помещение, но запах был приятным.
Босуэлл спал под горой мехов и шерстяных одеял; мальчик-слуга сидел на табурете возле его кровати. Когда Мария подошла к нему, ее охватила такая тревога, что руки и ноги как будто заледенели. Но почему? Она знала, что он жив. Она увидела его рыжеватые волосы, а потом и округлое лицо с закрытыми глазами. Вместо обычного загара оно имело бледный оттенок грушевой мякоти. Ее сердце болезненно сжалось – он походил на труп.
Но тут он пошевелился. Открылся один глаз, потом второй. Увидев ее, он не казался довольным или удивленным. Слуга принес рубашку и плоскую доску для подпорки, когда Босуэлл начал сбрасывать одеяла одной рукой и попытался использовать ее как рычаг, чтобы приподняться.
– Подождите, не напрягайтесь, – сказал мальчик и просунул доску ему под спину, подперев ее скомканными простынями. Босуэлл крякнул, опустил голову и дождался конца этой операции. Потом он поднял глаза и сказал:
– Добро пожаловать, Ваше Величество. Добрый день, лорд Джеймс, Мейтленд, – он пригладил волосы здоровой рукой.
