– Прекрасное задание. Итак, я буду стараться в меру своих сил, пока вы будете радоваться летним вечерам и лесным тропам в Аллоа, – он отвернулся от поручня и подал сигнал одному из моряков.
– Возможно, вам тоже стоит остаться в Аллоа на несколько дней. Мы можем многое обсудить… я хочу, чтобы вы рассказали мне о пограничных землях. Вы знаете их лучше любого другого, а мне нужно учиться.
– Вы никогда не поймете Приграничье, – ответил он. – Это невозможно для постороннего человека.
– Я больше не собираюсь это терпеть! – выкрикнула она. – Все называют меня «посторонней» и пользуются этим как предлогом для того, чтобы я оставалась в неведении! «Вы не понимаете Шотландию, потому что выросли во Франции!» – с точными интонациями передразнила она. – «Вы не понимаете Писания, потому что вы католичка!» «Вы не разбираетесь в войне, потому что вы женщина!» «Вам нельзя доверить управление страной, потому что вы не знаете ее!» Вот что я вам скажу: посторонний человек может узнать больше, чем любой местный, где бы он ни жил!
Босуэлл выглядел так, словно ее слова отбросили его на несколько дюймов в сторону.
– Хорошо сказано. Значит, вы понимаете. В некотором отношении я тоже посторонний. Да, вы правы – нам нужно подробнее обсудить это… но в другой раз. Когда вы собираетесь приехать на границу и осудить моих злодеев?
* * *
Через неделю Дарнли прибыл в Аллоа. До тех пор Мария могла наслаждаться свободой от него – свободой, которую она воспринимала как должное до знакомства с ним, но это было другое ощущение.
Она сидела во дворе замка и наблюдала за соколами, кружившими в голубом небе с мелкими облаками, когда лорд Эрскин вышел наружу.
– Гонец сообщил мне, что сегодня утром король покинул Эдинбург. Полагаю, мы можем ожидать его к вечеру.
Как подобало всем, кто играл в эту игру, он не гримасничал и не вкладывал в свои слова какого-то особого выражения. Его длинное лицо, выглядевшее скорбным при нормальных обстоятельствах, сейчас имело такое же выражение.
– Понятно. Спасибо, что сообщили.
Мария попыталась прочитать что-либо еще на лице Эрскина. Она знала его очень долго: в детстве его отец был одним из ее личных стражей, а он с самого начала состоял у нее при дворе. Но он также являлся дядей лорда Джеймса и одним из первых лордов Конгрегации. Некоторым образом все тайны и противоречия Шотландии соединились в этом непостижимом человеке. «Если бы я смогла понять его, то поняла бы все остальное», – подумала Мария.
– Ваше Величество, должен ли я приготовить для него покои, соседние с вашими?
– Нет. Я предпочитаю, чтобы мы находились подальше друг от друга.
– Как пожелаете, – он низко поклонился. – Я очень рад вашему приезду! – неожиданно добавил он.
– Я тоже.
Она не покривила душой. Свежий воздух, тишина, покой и сон быстро восстанавливали ее силы. А Эрскин, который стал стражем и хранителем ее главной драгоценности – маленького принца, – имел возможность нянчить ребенка, играть с ним и наблюдать за ним, как за обычным ребенком.
– Я чрезвычайно ценю ваше желание привезти принца ко мне лично, чтобы я мог познакомиться с ним, – продолжал Эрскин. – Не сомневайтесь, что я буду охранять и лелеять его.
– Обещайте, что вы защитите его! – слова вырвались против ее воли. – Обещайте мне, что бы ни случилось – война, мятеж или другие беспорядки, – не отдавать его никому: ни англичанам, ни французам, ни кому-либо еще, кто может притязать на трон.
– Это мой наследственный долг и привилегия, – заверил он. – Но вы так обеспокоены…
– Да! – Мария схватила его за руку. Она знала, что не должна говорить об этом Эрскину, не должна доверять свои мысли никому, но слова как будто возникали сами по себе. – После убийства Риччио все смешалось. Даже «гонка преследования» была другой: лорд Джеймс и другие открыто объявили себя моими врагами, и произошло честное столкновение. Это было делом чести…
«Я не должна говорить ничего против лорда Джеймса, – подумала она. – Этот человек его дядя и, несомненно, верен ему. Но он выглядит таким добрым и понимающим… В Шотландии это с самого начала было главной проблемой для меня. Я не могу разобраться, кто есть кто».