Внезапно рассуждения Босуэлла показались вполне логичными. Мария очень испугалась:
– Как мы узнаем, кто эти люди? И как мы сможем защититься от них?
– Рано или поздно мы это узнаем. А единственный способ защиты – ничего не раскрывать, ни о чем не говорить и хранить наши секреты.
Мария потерла заледеневшие руки.
– Какое сегодня число? – наконец спросила она.
– Восьмое марта, – ответил он.
– Завтра исполнится год, с тех пор как убили Риччио. Этот кошмар продолжается уже целый год.
– Даже не гадай о том, сколько он еще будет продолжаться. Как бы то ни было, нам нужно двигаться дальше. Мы должны пережить это.
Босуэлл встал, подошел к ней и легким движением разгладил ее волосы, вьющиеся вдоль щек.
– У нас много врагов, но мы знали об этом. Некоторые из них целят в тебя, другие в меня. А когда мы соединимся, возможно, появятся и третьи. Но это не имеет значения.
– Ты не можешь прятать брачное предложение за множеством других слов, – сказала она. – Оно заслуживает своего почетного места.
Босуэлл снова отступил и взял ее за руки. Ее кисти были длинными и изящными.
– Как геральдические лилии, – сказал он, целуя их одну за другой. – Моя драгоценная леди, оставите ли вы в прошлом французские лилии на ваших старых мантиях, ваши воспоминания о Луаре и французского исповедника? Выйдете ли вы за меня и станете ли моей женой? Я могу предложить вам песни Приграничья, могу уплыть с вами на север до Оркнейских и Шетландских островов или до Норвегии. Я позволю вам преследовать разбойников вместе со мной и спать под открытым небом.
– Ради тебя я готова отказаться от всего, кроме моей веры, – сказала она. – Не проси об этом. Но я отправлюсь с тобой на край света в одной нижней юбке, и мне безразлично, что еще я потеряю.
– Ш-ш-ш, не говори об утратах. Если мы будем действовать быстро, то ничего не потеряем, – он наконец поцеловал Марию, и ее рот раскрылся, словно цветок. – Я был не прав, когда думал об отсрочке. Это только ухудшит положение. Мы должны быть храбрыми и дерзкими.
– Мой демон-любовник, – сказала она и прикоснулась к его лицу, как будто к изящной статуэтке из слоновой кости. – Как ты прекрасен.
Босуэлл хрипло рассмеялся. Никто, даже его мать, не называл его «прекрасным».
– Моя дорогая Мария, – прошептал он. – Мне хорошо известно, что я не прекрасен и даже не хорош собой. Но я люблю тебя до безумия, потому что нужно быть безумцем, чтобы делать это.
Он наклонил голову и поцеловал ее груди, набухшие под платьем. Он целовал их медленно, задерживаясь губами и языком.
– Оставь мне все подробности, – прошептал он. – Верь мне, и я сделаю так, что никто не осудит наш брак. Пусть вина целиком падет на меня.
Они направились к кровати и забрались на нее. Босуэлл мимолетно заметил, что она постелила свежее надушенное белье и взбила подушки. Он опустился на спину и обнял ее. Приблизив губы к изящной раковине ее уха, он повторил «Верь мне», и слова показались ей странно искаженными.
– Мы будем мужем и женой. Теперь уже нельзя повернуть назад.
Он со вздохом перекатился, улегся на нее сверху и снова испытал наслаждение, ощутив податливое прикосновение ее тела. Каждый раз, когда он занимался любовью с нею, она была другой. Какой она будет сегодня ночью?
Словно прочитав его мысли, она отодвинулась в сторону и начала расшнуровывать его рубашку. Она погладила его грудь, а потом положила голову на нее. Ее густые, тщательно надушенные волосы рассыпались по ее груди, на ощупь они были как бархат.
Он принялся лениво давать указания, просто чтобы испытать ее.
– Поцелуй мою шею… теперь ямку между ключицами… шрам у меня на животе…
Она прошлась губами по неровно сросшимся краям раны, оставленной мечом Джока-с-Поляны. Прикосновение ее мягких губ к чувствительной плоти возбудило его сильнее любого другого прикосновения, которое он когда-либо ощущал. Ему хотелось застонать от удовольствия, и он с трудом удержался от этого. Он предпочитал заниматься любовью беззвучно, но теперь слышал слабые стоны и неразборчивые вскрики, исходившие из его собственного горла, пока она изучала его тело своими нежными губами. Он тонул в пучине удовольствия. Он отдался наслаждению и позволил ей временно захватить власть над собой.
