За спиной Марии послышались тихие шаги. Она обернулась и увидел гонца. Ну конечно, она же просила его подождать. Но как будет лучше сформулировать ответ? Она быстро спрятала скомканное письмо в надежде на то, что он не обратил на него внимание.
– Я благодарю мою добрую сестру и кузину за ее доброту и честный совет, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Она мудрая женщина и желает мне добра. Я счастлива иметь верную подругу в эти несчастные времена.
Она подняла руку и показала «кольцо Елизаветы», которое носила до сих пор.
– Я намерена сделать все, что она предлагает, и даже более того.
Гонец поклонился:
– Желает ли Ваше Величество передать Ее Величеству какое-либо особое сообщение?
– Я молюсь и надеюсь, что она останется моей сестрой и доброй подругой, – ответила Мария. – Это все.
Она вернулась в Эдинбург, к обвиняющим плакатам и мятежным настроениям. Дарнли не упокоился со смертью, но, казалось, обрел новую, более мощную жизнь, чем раньше. Горожане с нетерпением ожидали наступления темноты, когда их развлекали новыми плакатами и криками призрачного глашатая, ловко ускользавшего от попыток изловить его. Мария слышала его вопли: «Босуэлл… Босуэлл… Босуэлл убил короля!», эхом отдававшиеся на Кэнонгейт.
Вскоре был пойман и убит один из подручных Джеймса Бальфура, а сам Бальфур бежал из города.
– По слухам, его убили потому, что он слишком много знал о первом убийстве, – сообщил лорд Джеймс, только что вернувшийся из Сент-Эндрюса. – Вопрос в том, кто его убил. Бальфур? Почему вы не арестовали его?
– А почему я должна была это сделать? – спросила Мария. – На каком основании?
– По подозрению в убийстве! На плакатах написано его имя!
– Ах, эти плакаты! – презрительно отозвалась она. – Значит, мы будем вершить суд по анонимным обвинениям, которые развешивают в темноте какие-то трусы, не смеющие выступать открыто? Какой стыд! Прежде всего мы должны действовать по закону. Пора навести тут порядок и разогнать туман, где шастают убийцы.
– Эти плакаты изобрели во Франции, – сказал лорд Джеймс. – Такая же новая мода, как в одежде и музыке, – он выждал паузу. – А как быть с Босуэллом?
– В каком смысле?
Лорд Джеймс пренебрежительно хмыкнул. Он огладил бородку и заглянул ей в глаза.
– Вы знаете в каком, – он снова помедлил. – Его имя упоминается на плакатах. Глашатай кричит о нем по ночам. Есть свидетели, утверждающие, что он был там в ночь убийства со своими людьми и возил по городу бочки с порохом.
– Плакаты! Глашатай! Если они будут кричать «лорд Стюарт граф Морэй», ты тоже поверишь им?
– Мое имя невозможно упомянуть в связи с подобными делами.
– Да, ты слишком хитроумен, чтобы явно приложить руку к «подобным делам». Но ты смотришь сквозь пальцы на дела других людей, еще похуже этих. Разве это не то, на что ты согласился в замке Крейгмиллер?
– Не понимаю, о чем речь.
Мария похолодела от этих слов. Он не собирался отвечать за свои предыдущие обещания или обязательства – фактически он отрекался от них. Как теперь опровергнуть его позицию? Он был лжецом, несмотря на религиозную спесь, и опасным – более опасным, чем любой разбойник с кинжалом.
Ей пришлось сесть. Она чувствовала себя более слабой и измученной, чем после родов и даже после болезни в Джедбурге.
– Значит, ты не помнишь? – устало спросила она.
– Я заметил, что вы не упомянули о самой неприятной вещи, связанной с этими плакатами, – поспешно сказал он, продолжая сверлить ее взглядом. – Об обвинении в том, что вы с Босуэллом являетесь любовниками.
Страх пронзил ее с головы до ног. Значит, он решил развивать эту тему, а не отвергать, как пустую клевету!
– Я считаю, что ваше изображение в полуобнаженном виде оскорбляет королевскую честь, – продолжал он. – Странно, что вы не протестуете и не выглядите оскорбленной.
– Я не видела его, – тихо ответила она.
– Хотите посмотреть? У меня есть один экземпляр.
Джеймс был неумолим. Он хотел довести дело до конца в надежде сломить ее.
– Хорошо, если хочешь. Я предпочитаю не разглядывать непристойные рисунки.
Он с торжествующим видом открыл дверь маленькой комнаты и вернулся с плакатом. Мария невольно ахнула.
