— Залупился тогда, как ты говоришь, не он, а я. И было отчего, если вы кучу денег потребовали. Ну как тут вам морды не набить. Так меня бы разыскали и со мной бы счеты сводили. Логично?
— Командир, — не выдержал Женька, — ты с ним беседу ведешь как в приемной посольства. Дай я потолкую. Где сейчас Павел Базаров?
Зырянов до этого сидел в машине, свесив ноги на землю, сейчас же резко и быстро встал, вплотную подошел к рыжему, несильно толкнул в плечо, угрожающе переспросил:
— Где? Ну?
— На даче у Эдуарда Пилявина… Не убивайте!
Последнюю фразу Крашенинников почти прорыдал, слезы уже чувствовались в голосе, и Женьку это развеселило. Он хмыкнул, взглянул на Макарова, подмигнул ему и сказал:
— Уговорил, пока не будем убивать. Где эта дача, по какой дороге?
— Так по этой же. Точнее, не дача, а дом в деревне, там тесть с тещей жили, умерли уже, а дом остался.
— Если ты врешь… — начал было Женька, но коммерсант даже не дослушал до конца угрозу.
— Деревня Топчино, это от трассы еще километров двенадцать, зеленый штакетник. А чего мне врать? Я же понимаю: не отпустите, пока не проверите.
— Что там у нас, командир, еще на повестке дня? — Женька повернулся к Макарову. — Вопрос по Чечне, кажется?
Олег кивнул, сказал негромко:
— Но прежде я еще один вопросик ему задам. Кто такой Пилявин? Он был в ту ночь на трассе, когда я вам рожи чистил?
— Да.
— Это тот, которого я не стукнул?
— Он.
— Понятненько. Дальше продолжай допрос ты, Женя, у тебя это неплохо получается.
— Есть, командир. Итак, первый вопрос — по Чечне. Уточнять надо или и так все понял, кавказский пленник? Колись, каким образом ты смог выйти на Сокольцову?
Крашенинников, кажется, на самом деле удивился, растерянно захлопал глазами:
— На какую Сокольцову?
— На мать сержанта, документы которого оказались у тебя. Дурака не надо валять. Ты на днях у своего дома ожидал ее в машине, чтоб деньги забрать.
— Когда конкретно?
— В прошлый четверг.
— Не было такого. В четверг я с утра уехал по делам в Зеленоград и был там до вечера, кого угодно спросите!
— Нет, командир, наверное, надо его пришить. Врет и не краснеет. — Женька вытащил ТТ, покачал на ладони. — В четверг во второй половине дня вот этот самый «Москвич» стоял у твоего дома, ты сидел за рулем, потом в машину села и твоя жена, ты включил зажигание, тронулся… Будешь продолжать утверждать, что не помнишь такого?
Крашенинников поднялся с пенька, молитвенно положил руки на грудь:
— Чего мне помнить? Я был в Зеленограде, поехал туда электричкой, а «Москвич» стоял в гараже. Если только Тихонина никуда на нем не моталась. Но она мне об этом не докладывала.
Так, подумал Олег, атака с ходу не получилась. Хуже всего то, что коммерсант, кажется, не врет. Если уж со страха все про Павла Базарова выложил, то что ему стоило сознаться и в том, что он женщину решил одурачить? Узнал случайно о ее беде и…
— Жена умеет водить машину? — спросил он Крашенинникова.
— Умеет. Но в «Москвич» еще не садилась.
— А кто, кроме тебя, мог сесть в «Москвич»?
— Ну, мало ли… Если бы Тихонина кого-то из наших попросила, то тогда кто угодно. Хотя у них у всех свои колеса.
— Командир, — неуверенно сказал Женька, — да он же лапшу нам вешает.
Олег потер подбородок. Возможно, Зырянов и прав. Но Крашенинников ведь не законченный дурак, он понимает, что любую его информацию нетрудно проверить. По той же деревне, к примеру. Вот сейчас сесть и рвануть туда. А что…
Макаров поднес к глазам часы, но стрелок не увидел, ночь наступала темная, безлунная, потому спросил:
— Женя, на твоих золотых сколько?
Тот включил в салоне машины свет:
— Сейчас посмотрим.
Топот ног, треск сухих веток.
Женька пулей вывернулся из «Москвича», рванул вслед за скрывшимся в зарослях молодого густого ельника Крашенинниковым.
Олег бежать не стал. Он лишь досадливо сморщился и сказал сам себе: «Дохлый номер». Ловить человека в ночном лесу бесполезно. Надо было не упускать его, но кто же мог подумать, что рыжий проявит такую прыть, даже машину бросит. Не соображает, дурак, что если надо будет, то теперь, зная место жительства, его в любую минуту разыскать можно.
