Олег прошел через сени к двери комнаты, быстро открыл ее, резанул лучом фонаря от стены к стене, увидел все, что надо. Стол, на нем недопитая бутылка водки, порезанное сало, хлеб, один граненый стакан, банка с маринованными огурцами. Старый, в царапинах, холодильник, на нем — транзисторный приемник с изогнутой антенной. Дальше — печь, возле нее кровать. Все.
Павла в комнате нет. Но надо осмотреть чердак и подпол.
— Чисто, командир?
— Чисто. Спроси старика, только повежливей.
— Обижаешь. Отец и без всяких фокусов скажет, где пленник содержится. Скажешь?
— Какой пленник? Вы чего?..
Женька тут же начал массировать пальцы здоровой левой руки, и человек в кальсонах понял, зачем он это делает:
— А-а-а… Все, я понял. Павел, что ли? Вы Павла ищете? Так он в подполе. Только не я его туда сажал. Друг Эдьки привез, сказал, значит, что хозяин в курсе, да, я это позже узнал, соврал: Пилявин не знал ничего. Крашенинников вообще трепло. А я за парнем присматриваю: и воду давал Паше, и хлеб, и молоко, пока он ел…
— Что значит, «пока»?
Женька, видно, забылся, пошел на болевой прием, потому что старик взвыл, опять матюгнулся, теперь уже коротко, и тотчас пояснил:
— Он сегодня только не кушает. А дверца в подпол — там, за печкой.
Макаров ногой отбросил истертый грязный коврик, увидел люк с металлическим кольцом, рванул его. Снизу повеяло кислой сыростью. У пустого сваренного из металлических уголков стеллажа на сером кожухе лежал человек. Вокруг шеи — металлический обруч, от него грубая тяжелая цепь — на таких держат злых псов во дворах.
Человек был белый, страшно худой и бородатый. Он, не мигая, смотрел на Олега, как тому показалось, неживыми уже глазами.
Макаров спрыгнул вниз. Зрачки лежавшего переместились на него.
— Павел, ты слышишь меня?
Базаров некоторое время лишь беззвучно шевелил губами, потом все же нашел силы ответить:
— Неужели отмучился?
И покачал головой.
— Когда должен приехать Пилявин?
Старик уже опомнился, для чего выпил полстакана водки, и отвечал более-менее связно.
— Эдик-то? Так обещал завтра, ближе к обеду. А если, значит, чего тут случится, то я ему должен сразу позвонить. У нас телефона в деревне нет, а в четырех километрах отсюда есть Спицевка, большое село…
— Значит, его московский телефон ты знаешь? — спросил Женька.
— Нет.
— А куда же звонил бы?
Старик покосился на кулак Зырянова:
— А, забыл! Правильно, раз позвонить должен, значит, знаю номер. Но он просил его никому не давать.
Женька шумно вздохнул, и старик тотчас вытащил из кармашка рубахи визитную карточку, протянул ее Зырянову:
— Эдик просил незнакомым не давать, но вы, вижу, его знаете.
Визитка была сделана на европейском уровне: черный фон, золотое тиснение, цветная фотография, текст на двух языках. Из этого текста следовало, что Эдуард Тимофеевич Пилявин является заместителем генерального директора ТОО «Тракс». Кое-что следовало и из самой фотографии: Пилявин был действительно тем самым молчуном, единственным из троицы, кого Олег не послал в нокаут на ночном шоссе.
Старика уже малость развезло, но он выпил опять и почти не протестовал, когда Зырянов сопроводил его в подпол, только взял с собой бутылку и остатки закуски.
— Ты идти можешь? — спросил Макаров Пашу. Тот сидел на стуле и поглаживал заметно дрожащие ноги. — Хоть до своего «Москвича» сам дойдешь?
— У меня уже нет машины. — Павел, несмотря на освобождение из заточения, выглядел хмурым, не отрывал глаз от пола. — Я им пока доверенность на вождение подписал, но они заставят меня и дарственную оформить…
— Очнись, Паша, ты уже не у них в подвале. И твой «Москвич» стоит тут неподалеку, тебя дожидается. Ходит, между прочим, по-прежнему хорошо. Послушай, почему они именно к тебе прицепились, а? Ты раньше имел с ними дело?
— Нет. Тогда, когда мы в Калугу ехали, я их в первый раз увидел. Они номер машины запомнили, вычислили меня. А идти я могу, сколько надо. Только почему-то дрожит все. Меня кололи вчера. Понимаешь, Олег Иванович? Кололи, накачали чем-то. Если бы не это, я бы ничего им не сказал.
Они уже миновали длинный двор, когда Макаров спросил:
