— Эй, кто там! — крикнул в темноту Юрий Григорич. — Не бойся, мы живые. Подходи.
Неизвестный немного поколебался в тишине, потом все же решился — шаги приблизились.
— Здрасьте, дядя Юра, — высокий детский голос.
Тонкое лицо, длинная темная челка, спадающая на глаза, полосатая куртка — паренек лет двенадцати… Ну да, точно — внук Иваныча.
— Здрасьте, здрасьте, — высунулся из-за Юрия Григорича Вадим.
Мальчишка дернулся от неожиданности, но тут же взял себя в руки.
— Вадим Алексеевич, у меня часы остановились, — заявил он.
— Электронные? Остановились? Бывает, — согласился Вадим.
— Не ругай его, — попросил Юрий Григорич. — С дедом время провел, кому от этого хуже?
— Мне хуже, это я его отпустил.
— Переживешь, — уверил Юрий Григорич. — А ты, Игорек, скажи мне честно: у тебя сигареты есть?
— Сигареты?
— Давай, давай, не жмись, — поддержал Вадим. — А то я не знаю, что ты куришь!
— Паутинычу не говорите, — попросил Игорь, протягивая пачку «Примы».
— Не скажу, — пообещал Вадим. — Только пачка останется у дяди Юры.
— Кому не скажешь? — спохватился Юрий Григорич.
— Это они так директора кличут. Николай Васильевич не обижается. Говорит, что не самая плохая кличка. Ладно, Гарик, пойдем. Может, твой друг Паутиныч и не засечет, что мы вернулись.
— И что вы водку пили, — добавил паренек невинным тоном.
— Стервец.
— Молодец! — поправил Юрий Григорич.
Вадим вышел из ограды, со скрипом прикрыл калитку. Пожал на прощанье руку.
— Вы, если надумаете, заходите ко мне, я ключи от дома дам. Что вам у чужих-то ночевать?
— Иваныч не чужой, — с пьяной дотошностью поправил Юрий Григорич.
— И тем не менее…
— Дядя Юра, я деду говорил, он не верит, — быстро, чтобы не перебили, проговорил Игорь. — У нас в детдоме подземный ход есть. Они через него икону украли!
— Уверен?
— В натуре говорю! Приходите, покажу.
— Иди, иди, показыватель! — Вадим подтолкнул воспитанника в щуплую спину.
Они двинулись между оград и почти сразу потонули в вязкой осенней темноте, остались только шаги — сочное чавканье ног по грязи.
— Бывайте, — махнул вслед Юрий Григорич.
— Там дверь замаскированная… — откликнулась ночь детским голосом.
— Гарик! — перебил раздраженный окрик.
И все стихло. Капля пламени еще немного поволновалась и тоже успокоилась. Внутри красного светового круга проступали примятые стебли травы — создавалось впечатление, что фонарик стоит в центре гнезда. Из темноты над могилой обреченно свисали кленовые листья, а еще выше искрились звезды на ночном небе: сейчас отчетливо было видно, что небосвод представляет из себя глубокую полусферу.
— Ну как? — раздался голос.
Юрий Григорич подпрыгнул, обернулся и с облегчением выругался. За его спиной стоял отец Димитрий: подсвеченное бородатое лицо выступало из темноты, как лик на закопченной иконе. Ветер с шумом прошелся по верхушкам деревьев.
— Ты разведчиком не служил?
Юрий Григорич сунул руку под телогрейку, нащупал бьющееся вразнос сердце и попытался унять.
— Обязательно, — согласился священник. — Кто это был?
— Как ни странно, мой родственник.
— Что это вас на могилу к ночи потянуло?
— Это меня. Он на свет пришел.
Отец Димитрий, проскрипев калиткой, вошел в ограду, кивнул фотографии и уселся к столу.
— С Ульяной говорил? — спросил он буднично.
— Послушай, я не верю в призраков! — разозлился Юрий Григорич.
— Ну и что? — пожал плечами отец Димитрий.
— Значит, я не могу с ней говорить.
— Нет. Это значит только, что ты не веришь в призраков.
— Постой. Ты хочешь сказать, что на земле водятся призраки живых людей?
— Нет.
— Ну вот…
— На земле водятся призраки мертвых людей.
Юрий Григорич наморщил лоб, собираясь с аргументами. Огненная капля снова заколыхалась…
