– Да уж надеюсь, – проворчал Виан, отправляясь по делам: лошадям-то все равно, едешь ты куда – не едешь, собираются тебя отправить в Тищу или нет. Их в любом случае нужно досыта кормить и чистить.
На этот раз Виан попросил у царя коней – одного для себя, другого для царь-девицы. Златогривую пару Влас брать запретил, а разрешил взять любого Другого из прочих – для такого государственного дела-то. Виан выбрал светло-гнедого жеребчика поспокойней и норовистую рыжую кобылку. У него, впрочем, оставалось некоторое недоумение.
– А разве, – спросил он Лазаро, проверяя в последний раз сумку с припасами, – мы Дверью не воспользуемся? Хотя бы на обратном пути?
– Давай ты будешь правильные слова употреблять, – вместо ответа сказал конек. – Это называется порталом, а не дверью.
– Невелика разница, – пожал плечами Виан. – Портал – это большая дверь. Ну, или проем под нее. И все.
– Так уж принято, – сказал конек. – Ты же не называешь престол стулом или креслом, а между тем это именно кресло и есть.
– Ты на мой вопрос не ответил.
– А как ты собираешься в портал на лошади проезжать? Верхом или в поводу потащишь? А вдруг он застрянет?
Виан прикинул размеры портала, который он сам открывал в последний раз, и решил, что лошадь можно натренировать туда впрыгивать. Но, пожалуй, действительно не сразу.
– Кроме того, не забывай, – продолжил горбунок, – мы же обратно не дрова повезем – царскую невесту! Ну, или очередную подружку, по крайней мере. Народ должен видеть ее торжественное прибытие и в город, и во дворец. А то появись мы с ней сразу в царских покоях – представь, какие слухи скоро поползли бы.
Виан представил. Его фантазии хватило на варианты «ведьма», «невесть откуда девку приволок» и «да вовсе нет никакой девки». Все три явно не следовало поощрять.
Выехали, едва поднялось солнце. То есть выехал, разумеется, Виан – верхом на гнедом и ведя кобылку в поводу. Горбунок же бежал своим ходом, вполголоса сетуя:
– Ох, одичал я, оскотинился! Что, если вовсе разучусь и ходить, и ездить?
– Что-что? – переспросил Виан.
– Ничего, послышалось тебе, – ответил конек. – Значит, так. Сейчас выедем из города по закатной дороге, как бы к гаваням Праксиса. А от первой излучины Тищи свернем и направимся… В общем, я там тебе покажу куда. К Рачьей бухте.
– Это еще зачем? – удивился Виан. – Девица эта разве ж туда, к Рачьей, приплывает?
– Куда она приплывает, все одно верхом не доскачешь. Выедем на побережье, найдем, где коней оставить, а оттуда Дверью столь тебе любезной шагнем. Это во-первых. А во-вторых – подумай сам: раз царю на тебя доносы да наветы приходят, значит, у тебя враг какой есть во дворце. А коли так, что ему стоит за тобой проследить? Мало ли, куда ты собрался…
– Послушай, Лазаро… – Виан поспешно обернулся посмотреть, не тащится ли за ним кто.
– Не вертись! – шикнул конек. – Никто за нами, как выедем за околицу, не увяжется – прослежу. Так что сиди спокойно, не привлекай лишнего внимания.
Стража на Закатных воротах посмотрела на Виана благосклонно и лениво: парень на этот раз выпросил у государя положенные бумаги для предъявления и разъездам, и городским стражникам, и дежурным на Рогатках, ежели вдруг границы пересекать придется.
А как же, раз дело государственное? Не в бирюльки нынче играем, да и Виан сам уже не тот, что прежде, – не пеший побродяга с сапогами на плече и бегущей рядом неведомой зверушкой, а честный царев слуга и посыльный, при коне, при вещах, при кольчуге и кинжале. Такого любой десятник остановит – поболтать, если друг, или упечь куда следует, ежели нет. Потому и нужны бумаги, царской печатью скрепленные, в которых «подателю сего просьба оказывать…,».
За стенами города дорога сбегала через основательно потравленный к концу лета коровами да козами луг к самой Тище, к пристани, у которой стояли барки и речные галеры. Жизнь здесь как раз пробуждалась вместе с солнцем: громко ругались корабельщики, призывая скорее начинать либо заканчивать погрузку и выгрузку товаров, им вяло отвечали, разминая плечи, мужики на пристани, а солдаты, зевая и потягиваясь, убирали рогатки, перекрывавшие ночью движение по мосту. Сама пристань была еще укрыта тенью от городских стен и дворца, но от стрежня Тищу уже освещало солнце, превратив речную поверхность в хитрое кружево серебряных бликов.
