В такое время место его рождения казалось тихим озером, благодатной пристанью – или затхлым болотом, в зависимости от степени отчаяния. Он либо проклинал дядю, выдравшего его с корнями из Чечни и вбросившего, словно котенка в омут, в столицу, либо пытался благодарить его, но все делал заочно. Ведь даже с дядей Ширван виделся далеко не каждую неделю, несмотря на его почти родительское отношение к племяннику, на тесные нити, связавшие их, и не дававшие потеряться в круговороте неугомонной московской жизни. У дяди был свой менявшийся круг знакомств, своя скорость течения, никак не сходившаяся с племянниковой. Первое время Асланбек уделял внимание родственнику, извлеченному из беспокойной Чечни, а затем лимит оказался исчерпан. Маугли получил работу и остался наедине. Через некоторое время друзья-приятели, ввели Ширвана в светскую тусовку, да там и оставили, попрощавшись по-английски, как тут водится. Первое время ему безумно нравилось, потом стало столь же безумно раздражать, а потом наступила тягучая, беспросветная апатия, когда хотелось повыть, но не было ни луны, ни сообщника.
И вот теперь ему показалось, что сообщник найден, и именно в тот день и час, когда он отчаялся отыскать. Самый странный сообщник, которого он мог вообразить себе. Но раздумывать не приходилось, не было времени, он ответил Милене, что не верит в вещие сны, постарался успокоить ее и убедить в ложности виденного, рассказав для примера пару своих сновидений, казалось бы, что-то предвещающих, но на деле явившихся пшиком. Он рассказывал столь горячо и убедительно, что сам готов был уверовать своим словам. Милена слушала и кивала. А он торопился, ведь так много еще предстояло ей сказать, так много.
– И все же, я думаю, тут что-то есть. Ведь мы с Артемом долго были в разлуке, а потом, он никогда не снился. И тут на тебе.
– Наверное, это из-за мертвецов. Ведь только о них и говорят.
– Да он и сам о них только и говорит, шутка сказать, работает в администрации президента и… – Ширван невольно присвистнул. Впрочем, чего он мог еще ожидать, разве могла Милена Паупер завести себе любовника низкого полета. – Не свисти, денег не будет. Так вот, его там загоняли, до того дошел, что слушает романсы в старой обработке.
– Кто это дошел? – вмешался девичий голос с напускной, от алкоголя, бодростью. Ширван резко оглянулся, прямо за его спиной стояла девушка, и тоже знакомая по телевизору. Вот только имени он никак не мог вспомнить.
– Лена, наконец! – подруги поцеловались, Ширван невольно отвернулся – уж слишком откровенен, даже бесстыж был этот поцелуй взасос, слишком долго они не отрывались друг от друга. Подобные проявления отношений до сих пор его коробили. – Я по тебе соскучилась.
– Я тоже, подруга. Слушай, а твоего приятеля я чуть было не узнала.
– Ширван Додаев, – напомнил он, косо поглядывая на разлучницу. – Из «Нотабене».
– Ах, да, тот самый Ширванчик-одуванчик, щедро оделявший нас своей пыльцой. Ничего, если мы отойдем во-он туда ненадолго? Между прочим, Мила, тебя Антон ищет. Скоро все начнется, а у него сценарий опять исправлен до неузнаваемости. Обещаю возвратить тебе ее после в целости и сохранности. Разве чуть встрепанную, но точно довольную, – обе странно захихикали, отчего у Ширвана неприятно екнуло сердце. Он попытался остановить Милену. Ведь еще столько недоговоренного оставалось меж ними. Он хотел рассказать ей, как обучался грамоте в своем селе, как муфтий собирал их, босоногих мальчишек, и по затрепанному Корану учил уму-разуму, наставлял на путь истинный. Внушал уважение к старшим, к словам Пророка и ненависть к врагам рода и веры. Рассказать, что на самом деле дядя не столько уж белая овечка, в свое время он был одним из старейшин их родового села, и в двухтысячном, стал переговорщиком, заручившись обещанием Москвы не грабить село и оставить в покое жителей. К тому времени он давно жил в столице, но связи с тейпом не терял, в пору независимости, кормил мятежников поставками продовольствия. Рассказать, что к прибытию дяди, вместе с федералами, в село, Ширван уже умел стрелять из автомата, в девять лет этому обязан был научиться каждый. Рассказать, что значит оружие в жизни горца, и что значит честь. И почему законы гор тянутся столь далеко и могут ждать столь долго – десять лет не срок, и Москва не укрытие.
