– Но ведь это же закрытое заседание, – тут же возразил Пашков. – Если раньше мы решали вопросы финансового кризиса, войны с Грузией, санкций с Запада и прочей ерунды, то теперь… прошу прощения, Денис Андреевич, каждое вылетевшее слово может породить панику.
– Я же сказал, картинка немая.
– Есть любители читать по губам…. Но хорошо, я не буду возражать.
Проголосовали единогласно. Я отправился включать камеру, установив ее так, чтобы премьер был обращен к ней почти затылком. По его просьбе.
– Теперь ваше слово, Андриан Николаевич, – продолжил президент. Пахомов поднялся и тоже не стал смотреть в объектив.
– Данные об операции у всех есть, – после его слов жидкокристаллические панели осветились, показав число уничтоженных мертвецов. Поскольку это попадало в камеру, данные о потерях Сергей Балясин, слышавший через интерком указания президента, выводить не стал. – Несмотря на большое количество потерь, не стану повторяться, я считаю, мы добились существенных подвижек. После освобождения кладбищ, внутренние войска и ОМОН, вплотную занялись очисткой близлежащих поселков. Однако, к сожалению, операция затруднена временем проведения – начнись она на сутки раньше….
– Полагаю, дело не в сутках. А в неверности самого плана, – тут же возразил Нефедов. – Вы лишний раз доказали, что на кладбищах особого скопления мертвецов не наблюдается, то, что вы вычистили, явно не идет ни в какое сравнение с тем числом, которое предстоит уничтожить.
– Разумеется. Но сутками раньше ситуация на кладбищах была еще более серьезна, и отправь мы туда войска…
– Потери мертвецов сравнялись бы с нашими, – смачно закончил за него директор ФСБ. – Я уже несколько раз говорил о необходимости проведения дневной операции, дневной, повторяю, ночью мы теряем преимущество, поймите же вы наконец.
– Соглашусь с Владиславом Георгиевичем, – неожиданно принял сторону Нефедова Грудень. – Почти половина потерь внутренних войск из-за незнания языка.
– Ну знаете, мат он и у таджиков мат. А кроме того, Валерий Григорьевич, эта же самая проблема касается и вас. Ваше министерство последние годы заключает контракты уже с кем ни попадя. Да у вас убитых каждый год больше, чем в Чечне за последнюю войну. Хуже того, – не давая слова сказать, продолжил Пахомов, – вы этих сопляков посылаете нести службу в горячие точки. Помните, как в том году в Тамарашени перебили взвод вот таких вот пацанов девятнадцати-двадцати лет?
Грудень медленно поднялся. Казалось, он готов броситься на Пахомова.
– Артем, выключайте камеру, – обрывая министров, произнес Денис Андреевич. – Придется перезаписать. Андриан Николаевич, меня больше всего волнует Подмосковье, ситуация там самая напряженная.
– Еще бы, – ответил Пахомов, готовый испепелить Груденя взглядом. – Прилегающие к крупным московским кладбищам деревни и поселки сельского типа практически перестали существовать. А поскольку мертвецы имеют нехорошую привычку мигрировать вслед за живыми, бегущими, кстати, в Москву, мы будем иметь кошмар в столице в ближайшие дни.
– Потери? – резко спросил Пашков.
– За проведение операции и за прошедшее время мы потеряли две тысячи сто шестьдесят человек. Дополнительно уничтожено в семнадцати поселках и сорока селах около четверти миллиона человек. Мертвецов. Включая обращенных, разумеется. Кстати, об обращенных. Полагаю, необходимо по телевидению показать как выглядят именно они – поскольку только в Москве и Питере зафиксировано сорок шесть случаев проникновения мертвецов в метро и нападения со всеми вытекающими последствиями в виде паники и множества жертв. И почти сотня на наземном общественном транспорте. В регионах нападений на общественный транспорт еще больше. Еще раз подчеркиваю необходимость выдачи каждому водителю «скорой», патрулям на транспорте табельного оружия.
– Пока погром не грянет, еврей не перекрестится, – ядовито заметил Пашков. – И это я не только Березовского имею в виду.
– А вы не согласны, Виктор Васильевич? – неожиданно ответил министр. – Вы считаете, что все еще надо раздавать обещания?
Сказать, что Пашков смешался, значило ничего не сказать. С минуту за столом царило ледяное молчание. Затем он поднялся. Выпрямился, и перегнулся через стол к оторопевшему от собственной наглости Пахомову.
