– Милена, это я. Да подожди… вот черт, – и громко для меня. – Бросила трубку, мерзавка. Ну что ты с ней будешь делать…. Добрый день, Андриан Николаевич. Да, пока все ничего, спасибо, все о дочери беспокоюсь. Сами понимаете, время сейчас такое….
Я добрался до своего кабинета. Мандраж, охвативший меня, никак не проходил. Новый костюм, спешно заказанный в «Бриони» – первым лицам было положено появляться перед публикой только в одеждах этой фирмы – казался то узким, то широким, хотя подбирали его со всем тщанием. Я еще раз пересмотрел подготовленные бумаги, последние вычитки, положенные в папку Сергеем. Строки прыгали перед глазами, никак не удавалось сосредоточиться. Пошарив в ящике стола, я нашел аспирин, потом вспомнил, что в данном случае он мне не помощник, и пошел в отдел просить таблетку под язык. У Леночки нашлась валерьянка, она сказала, что после смерти кота часто пьет, так что и мне пригодится. До заседания оставалось четверть часа, мне ничего не оставалось, как слоняться по кабинету.
Наконец, время вышло. Президента в зале пока не было, не было и премьера и директора ФСБ, остальные рассаживались по местам. Мне выделили в предпоследнем ряду, среди представителей президента в округах. Госпожа Паупер сидела напротив. Встретившись взглядом, она мелко кивнула. Через мгновение на пороге появился президент. Загромыхали стулья, все поднялись, точно в зале суда.
– Владислав Георгиевич запаздывает по серьезным причинам, придется еще чуть подождать. Он сейчас в дороге из Домодедова, будет с минуты на минуту, – Денис Андреевич посмотрел на часы. Следом за ним вошел Пашков. Они картинно пожали друг другу руки и сели. Через несколько минут в зал вбежал изрядно запыхавшийся Нефедов.
– Небольшая неприятность. Вынужден сообщить о блокаде Домодедовского шоссе. Я простоял почти полчаса в пробке, проехать невозможно из-за многочисленных аварий, подстроенных мертвецами. Как утверждают выжившие, они кидаются под колеса машин, особенно при плотном потоке, способствуя затору. Потом организованно нападают на водителей. Нападения продолжаются до сих пор, так что версию о временной активности нашего противника следует отбросить. Равно как и версию об их слабом умственном развитии. Их повадки вполне соответствуют повадкам высшего животного, из которых, собственно, они и произошли. К сожалению, именно я ввел в заблуждения Совет, неточными данными, полученными в лабораторных условиях.
Пашков повернулся к нему.
– Хорошо, Владислав Георгиевич, мы это учтем. Что еще узнали ваши спецы в лаборатории?
– Мы пытаемся решить две задачи: выяснить насколько хватит мертвецам их «батарейки» и узнать способ массового отключения. Последнее пока не получается, опыты с собаками провалились. Их отношение к воскресшим остро негативное. Как выяснилось ни одно живое существо, включая и тех, что называют живыми условно – то есть вирусы, подчеркиваю, ни одно не нападает на зомби. После воскрешения процессы гниения немедленно перестают проходить, начинается что-то вроде консервации. И вот сколько в таком состоянии организм просуществует, сказать пока трудно. Вся энергия, которой зомби пользуются, получается ими извне. Изолировать ее возможно, но только в герметичных бетонированных помещениях, размещенных на глубине не менее десяти метров. В этом случае, мертвец двигается в течении полусуток, затем впадает в своего рода анабиоз, его биополе исчезает и не появляется после вынесения тела на поверхность.
– Иными словами, если мы уйдем под землю, мертвецы за нами не последуют, – резюмировал Пашков. – Замечательно. Фактически, мы с ними поменяемся местами.
– Виктор Васильевич, – укоризненно произнес президент. – Думаю, пока рано драматизировать. У вас все, Владислав Георгиевич? Прошу, садитесь. У меня есть небольшое сообщение. Референтура советует выдать картинку нашего нынешнего расширенного заседания в эфир, разумеется без звука. Пять минут, не больше, техника, как видите, наготове.– он кивнул в сторону камеры, стоящей у последнего окна, – Телеканалы беспокоятся, вот уже третий день подряд проходят заседания Совбеза, но как и что на них происходит – понять невозможно.
