* * *
Колдовство высших степеней – занятие мужское. Среди прекрасной половины рода человеческого встречаются феи и ведьмы, колдуньи и чародейки. Маг – слово мужского рода. Считается, что женщинам этот уровень недоступен.
Правило было бы неполным, если бы из него не было исключений.
В святилище Анрат, несмотря на все преграды, я прошёл так же легко, как и в любое другое место на Земле.
Святилище… можно подумать, что маг кому-то поклоняется там или кадит фимиам самому себе. Куда точнее подходит слово «лаборатория» или «мастерская», но люди вкладывают в них несколько иной смысл, представляя жилище алхимика, кузницу или мануфактурное производство, что не соответствует истине. Волшебники же, вопреки бродячему мнению, не знают иных слов, кроме тех, что созданы людьми. Так что пусть будет святилище. Всё равно когда о колдунье Анрат напишут увлекательный роман, гравёр вырежет на меди такие иллюстрации, что дом Анрат иначе как святилищем назвать не получится.
Покров небес вовсе не имел никакого цвета, лишь чуть заметные искорки посверкивали в глубине. С виду он представлял собой кусок материи размером с головной платок, даже переплетённые нити вроде бы можно было рассмотреть, хотя никаких ниток там, конечно же, не было. В отличие от других великих артефактов Покров не излучал никакой силы. Чудовищные противоположности сходились в этой невзрачной тряпице. Нечто донельзя волшебное и в то же время бесконечно чуждое магии.
И ещё… я чувствовал незавершённость этой вещи. Всякий артефакт, даже самая простенькая волшебинка, представляет собой вещь в себе, иначе он попросту не станет работать. А тут… чем-то маленькая тряпочка напоминала мне багровую паутину, сплетённую кобольдами: могучую, всеобъемлющую и не способную к работе, потому что у неё вырвали сердце. Возможно, дело в том, что сейчас артефакт был опустошён недавним использованием. Но я видел, что он постепенно восстанавливается и через полгода или год вновь сможет бесследно рассеять любое проявление магических сил, мощь которого хоть как-то ограничена.
Этой вещью владела грозная старуха Анрат – единственная женщина, вошедшая в плеяду великих магов. Она была много старше меня, жизнь её клонилась к закату, но она по-прежнему оставалась грозной старухой, которая пятьсот лет назад поднялась в горние выси и сорвала Покров небес. Слабыми руками эту тряпицу было бы не удержать, а в битве на Медовом Носу Анрат сражалась жесточе, нежели более молодые маги.
Хотя я находился в Оси, Анрат почуяла неладное и немедленно объявилась в своём святилище. Встревоженно огляделась по сторонам, резко каркнула:
– Кто здесь?
Лишь увидав старуху, я понял, что тревожило меня при взгляде на артефакт. Теперь все вопросы разрешились, я сразу успокоился. Всё-таки хорошо, что я не стал сразу хватать Покров, а дождался появления хозяйки. Правильный поступок всегда тот, что наиболее нравственен, об этом не стоит забывать.
– Здравствуй, Анрат, – сказал я, желая, чтобы меня услышали.
– Кто?.. – выкрикивала Анрат, спешно сплетая хитроумные узлы волшбы. – Кто здесь?
– Ты меня не узнала? А ведь мы однажды встречались, совсем недавно, на Медовом Носу. Я тогда лишился одного из своих драконов.
– Ты жив? Я думала, что стёрла тебя вместе с твоим чудовищем!
– Как видишь, жив. И сейчас я пришёл забрать у тебя Покров небес.
– Не выйдет! Меня не так просто убить!
Я видел, что Анрат готова к сражению, но не знает, куда бить. Она чуяла чужое присутствие, но не могла понять, откуда я говорю с ней.
– Я не собираюсь тебя убивать, – произнёс я как можно спокойнее, – да и не смог бы этого сделать, разве что ценой собственной жизни. Я пришёл за Покровом небес, а потом сразу уйду и постараюсь больше не тревожить тебя.
– Ты его не получишь!
– Я мог бы взять его минуту назад, пока тебя ещё не было тут, могу взять его и сейчас, так что ты не сумеешь мне помешать. Но я не хочу раздирать Покров небес, мне надо, чтобы ты сама отдала его, своими руками и по доброй воле.
– Зачем?
Всё-таки маг всегда остаётся магом. Прежде всего ему требуется знать, затем – мочь и лишь потом – всё остальное. И старуха, отжившая почти девятьсот лет, стоя перед лицом противника, пришедшего отнять самую ценную вещь из всего, что она скопила за свою невероятно долгую жизнь, не умоляла, не ругалась и не грозила. Она спрашивала, потому что понимать – важнее, чем иметь. Не ответить на её вопрос было бы самой большой несправедливостью, какую только можно измыслить.
