Проще всего было сделать первый шаг. По договору Оруэлл обязан был предложить «Скотный двор» Виктору Голланцу. Он был убежден, что издатель, после июня 1941 года смотревший на Сталина как на союзника и друга своей страны, не согласится печатать новое произведение. Терять время на ожидание прогнозируемого отказа писателю не хотелось. Он пытался обойти договор с Голланцем, найдя в нем лазейку. Договор касался романов «стандартного размера», тогда как «Скотный двор» был небольшим и по жанру не мог считаться романом. Оруэлл попросил совета у своего литагента Мура: можно ли утверждать, что новое произведение не подпадает под общий договор?>>{572} Мур мог только улыбнуться находчивости Эрика, но посоветовал всё же запросить Голланца. Тот потребовал предоставления ему рукописи, быстро прочел и немедленно возвратил с возмущенной запиской: такого рода книги его издательство публиковать не намерено: «Эти люди воюют за нас и только совсем недавно спасли наши шеи под Сталинградом»>>{573}. Оруэлл прекрасно понимал, что издатель во многом прав, хотя и отождествлял народ с диктаторским режимом.
Тем не менее с легкой руки Голланца (или Мура) слухи, что Оруэлл написал «антисоветское» произведение, разнеслись по Лондону и не способствовали росту популярности автора. Дошло до того, что редакторы газет и журналов (за исключением тех, где он являлся постоянным сотрудником) снова стали отказывать ему в публикациях. Влиятельная «Манчестер ивнинг ньюс» отклонила его рецензию на книгу Гарольда Ласки «Вера, разум и цивилизация», поскольку левый лейборист Ласки был в это время помощником лидера своей партии Клемента Эттли, заместителя премьер-министра страны Черчилля. Таким образом, «антисоветчик» Оруэлл мог бросить тень даже на правительство, тем более что в рецензии он, в целом будучи сдержанным, всё-таки упрекнул Ласки в просоветских симпатиях.
Отвыкший от отказов Оруэлл переслал рецензию Дуайту Макдональду, издателю нью-йоркского журнала «Политикс», одно время поддерживавшему Троцкого, сопроводив письмом: «Я зашел слишком далеко, будучи последовательным в обычной честности, не сказав даже, каким губительным вздором является эта книга, и всё же мои соображения оказались слишком сильными для “Манчестер ивнинг ньюс”. Это даст Вам представление о характере вещей, которые невозможно публиковать в Англии в наши дни»>>{574}.
Однако последствия оказались куда более серьезными, чем отказ в публикации рецензии. С просьбой издать «Скотный двор» он обращался к авторитетным, считавшимся независимыми издателям, — и везде получал отказ, причем ему откровенно говорили, что отказы вызваны не художественными недостатками произведения, а политическими соображениями. В какой-то момент антисталинскую книгу обещал издать один из наиболее известных лондонских издателей Джонатан Кейп; но и он, обсудив ситуацию с Голланцем, стал тянуть с договором.
Одновременно с Кейпом связался заведующий русским отделом Министерства информации Великобритании Питер Смоллет, чтобы предостеречь от издания антисоветской притчи, вокруг которой в интеллектуальных кругах Лондона распространялись всевозможные слухи. Лишь через годы стало известно, что Питер Смоллет был советским агентом>>{575} и предотвращение публикации в Англии «Скотного двора» было одним из его заданий. Вскоре после встречи Кейпа со Смоллетом Оруэлл получил формальное письмо издателя: «Я уже говорил Вам о реакции высокопоставленного чиновника Министерства информации по поводу “Скотного двора”. Должен признаться, что его мнение заставило меня серьезно задуматься… Я согласен, что публикация книги в данный момент может быть признана неправильной. Если бы притча касалась диктаторов и диктатур вообще, тогда опубликовать ее было бы вполне уместно, но в ней — и я сам теперь это вижу — так подробно описывается развитие событий в Советской России вместе с двумя ее диктаторами, что ни к каким другим диктатурам, кроме России, книга относиться не может. И еще одно: притча, пожалуй, была бы менее оскорбительна, если бы господствующей кастой в ней не были свиньи. Я думаю, что изображение правящего слоя в виде свиней наверняка оскорбит многих, особенно людей мнительных, каковыми, несомненно, являются русские»
