Оруэлл при всём желании был не в состоянии дать объективный анализ происходивших в Испании событий. Он руководствовался только своими наблюдениями, находясь при этом не в столице, а в каталонской Барселоне либо на передовой. Он имел предвзятое мнение, которое со временем смягчил, но от которого полностью не избавился. Его симпатии были на стороне радикальных сил — анархистов и поумовцев. Ему чужды были позиции либеральных республиканцев и Социалистической рабочей партии. Что же касается Компартии, то писатель с полным основанием рассматривал ее как исполнительницу воли Москвы. В испанской гражданской войне всё смешалось: коммунисты, обычно считавшиеся левыми, волею судеб оказались на правом фланге республиканцев.
Лишь весьма постепенно складывалась своеобразная концепция Оруэлла, существенно отличавшаяся от оценок как большинства испанских политиков и журналистов, так и зарубежных западных историков и политологов. Писатель считал, что силами, препятствовавшими развитию революционного процесса, являлись не только буржуазные партии и социалисты, но также коммунисты, действовавшие по указанию Сталина. По мнению Оруэлла, общий сдвиг вправо наметился в октябре — ноябре 1936 года, когда СССР начал поставлять правительству Испании оружие, а власть стала переходить от анархистов к коммунистам. В этом было очевидное упрощение и преувеличение, но факт, что в результате появления в Испании советских военных и политических советников, а также многочисленных агентов НКВД влияние испанской Коммунистической партии резко усилилось, неоспорим. «В результате, — писал Оруэлл, — русские имели возможность диктовать свои условия. Нет никакого сомнения, что смысл этих условий был таков: “Предотвратите революцию, или не получите оружия”. Не приходится сомневаться и в том, что первый шаг, направленный против революционных элементов, — изгнание ПОУМ из каталонского правительства — был сделан по приказу СССР».
Советский Союз, полагал Оруэлл, не оказывал прямого нажима, но косвенное воздействие осуществлялось через Компартию, считавшую ПОУМ и анархистов своими заклятыми врагами. Благодаря советской помощи авторитет коммунистов чрезвычайно повысился. В какой-то момент казалось, что именно их партия способна выиграть войну. Через нее распределялось советское оружие. Коммунисты следили, чтобы как можно меньше этого оружия попало в руки их политических противников. Наконец, провозгласив «нереволюционную программу», коммунисты смогли привлечь на свою сторону тех, кто был напуган экстремистами. Число членов партии значительно выросло, прежде всего за счет выходцев из средних слоев. Война велась теперь, по существу, на два фронта. Одновременно с борьбой против Франко центральное республиканское правительство стремилось вырвать у профсоюзов захваченную ими власть. «Достигалась эта цель с помощью малозаметных маневров (кто-то назвал эту политику политикой булавочных уколов), — и в целом очень хитро. Явно контрреволюционные мероприятия не проводились, и до мая 1937 года почти не было необходимости прибегать к силе. Рабочих очень легко было принудить к послушанию с помощью, пожалуй, даже слишком очевидного аргумента: “Если вы не сделаете того-то и того-то, мы проиграем войну”. Само собой разумеется, что от рабочих неизменно во имя высших военных соображений требовали отказаться от того, что они завоевали в 1936 году», — писал Оруэлл. В результате анархисты были вынуждены уступать: обобществление было приостановлено, местные ревкомы распущены, рабочие патрули расформированы (их место заняла довоенная полиция, значительно усиленная и хорошо вооруженная). Промышленные предприятия, находившиеся под контролем профсоюзов, перешли в непосредственное ведение республиканского правительства и его местных органов, отряды рабочего ополчения расформировывались и вливались в регулярную армию с привилегированной офицерской кастой. «Происходило всеобщее “обуржуазивание”, умышленное уничтожение духа всеобщего равенства, царившего в первые месяцы революции».
Народный фронт в Испании Оруэлл называл союзом врагов. В том, что коммунисты оказались на его правом фланге, по мнению писателя, ничего удивительного не было, ибо тактика коммунистических партий в других странах показала, что «официальный коммунизм следует рассматривать, во всяком случае в данный момент, как антиреволюционную силу». Политика Коминтерна, с полным основанием полагал он, полностью подчинена интересам обороны СССР, зависящей от системы военных союзов, в частности с Францией. Позиция Великобритании была неясна, и поэтому ее компартия выступала против перевооружения; если же Великобритания вступит в союз с СССР, тамошние коммунисты превратятся в патриотов.
