Оруэлл - страница 105
Наконец, убедительным аргументом в пользу отказа от перевода в Интербригаду было преследование анархистов и поумовцев в Барселоне после майских событий. Интербригадовцы не принимали участия в этой расправе, но Блэру было ясно, кто контролировал отряды, занимавшиеся террором, и был главным инициатором возникновения «внутреннего фронта» в Каталонии: «Я не могу присоединиться ни к какому подразделению, контролируемому коммунистами».
Биограф М. Шелден передает чувства, которые владели Эриком Блэром в эти дни: «Он был готов умереть в борьбе против фашизма, но не в бессмысленной стычке между сторонниками различных левых течений. Он быстро осознал, что коммунистическая пуля может попасть в него раньше фашистской. Коммунисты искали способы укрепить свою власть в республике, и уличные столкновения дали им предлог для интенсификации кампании ненависти против ПОУМ»>>{376}.
Отказавшись от идеи вступления в Интернациональную бригаду, Блэр не предполагал, что перемирие в Барселоне будет грубо нарушено Компартией, центральным и местным республиканскими правительствами, что начнется преследование анархистов и поумовцев, что их станут обзывать фашистами и троцкистами, призывать «сорвать с них маски», расправиться с ними и перебить. Когда один знакомый коммунист спросил, почему он до сих пор не ушел в Интернациональную бригаду, Эрик ответил с горькой иронией: «Ваши газеты говорят, что я фашист. Конечно, с политической точки зрения я буду под подозрением, разя пришел из ПОУМ»>>{377}. Он с ужасом читал в британской коммунистической газете «Дейли уоркер», распространяемой в Испании, что в Барселоне, дескать, имел место заговор «троцкистов», которые, скооперировавшись с разведкой фашистских государств, готовили морской десант, и только бдительность славной компартии предотвратила захват города интервентами. Он поймал себя на том, что впервые встретился с таким наглым искажением истины. Этот случай твердо осел в его сознании, став одним из важных источников будущего романа о тоталитаризме[37].
Блэр собственными глазами видел, как стремившиеся угодить своим хозяевам хорошо оплачиваемые пропагандисты, ничуть не смущаясь, извращают только что происшедшие события, как истина подменяется фикцией, которой верит немалое число одураченных людей, а другие, отлично понимая лживость информации, цинично способствуют ее распространению по политическим причинам, часто маскируемым благородными «антифашистскими» целями. Это был очень важный урок для писателя Оруэлла.
Всего лишь через полторы недели после возвращения на фронт, 20 мая, Блэр был тяжело ранен в шею франкистским снайпером. Он проснулся в этот день очень рано, чтобы сменить на наблюдательном посту Гарри Милтона. Заступив на дежурство в пять часов утра, Эрик поднялся над бруствером, чтобы осмотреть местность. Милтон не успел отойти, как услышал выстрел и, оглянувшись, увидел, что Блэр падает на землю. Снайпер стрелял со 150 метров>>{378}.
Эрик был в полубессознательном состоянии. Он не мог говорить, но дышал, глаза его двигались, он пытался подавать какие-то знаки. Милтон смог остановить кровь, хлеставшую из раны, и этим спас жизнь товарищу, который мог умереть от кровопотери>>{379}. На носилках по скользкой дороге Блэра доставили на перевязочный пункт, затем в тот самый полевой госпиталь в Монфлорите, в двух с лишним километрах от передовой, где он уже побывал раньше. Пуля прошла в миллиметре от сонной артерии. Эрик считал, что умирает. Но его разочарование происходившим в Испании было к тому времени столь велико, что в первые секунды мысль о смерти он воспринял почти с облегчением. Чуть позже им овладели другие чувства: «Я прежде всего подумал… о своей жене. Затем возникло жгучее нежелание покидать этот мир, который… так хорошо мне подходит»>>{380}.
Своевременно оказанная медицинская помощь спасла Блэру жизнь. Через двое суток состояние раненого заметно улучшилось, и он был переведен в тыловой госпиталь в городе Лериде, куда навестить мужа приехала Эйлин. Несмотря на большую кровопотерю, рана оказалась не очень опасной. Правда, на короткое время Эрик потерял голос, но постепенно начал говорить, вначале лишь шевеля губами, затем шепотом. За несколько недель голос почти восстановился, хотя до конца жизни в речи Блэра часто прорывались высокие свистящие звуки.
