Собственно, что ему могут поставить в укор? Бунт? Но он и без него бы состоялся. Мятежи были и всегда будут, кто бы ни управлял этим проклятым государством. Беспорядки в Зангезуре и его дружбу с Белобородовым? Но это единственный, по-настоящему образованный человек в этом крае. Благороден, дворянских кровей. Что касается его вольнолюбивых идей, то генерал к ним не причастен: с Белобородовым его связывает охота, застолье и, пожалуй, воспоминания о славной петербургской, жизни. Впрочем, наместник и в письме к государю и министру мог представить дело так, будто он вместе с Белобородовым своим либерализмом! довели Кавказ до такого позора! А может быть, та самая полуночная беседа за этим столом? Все может быть...
- Сюда вам кофею подать? - спросил бесшумно появившийся в кабинете лакей.
- Вина принеси,- отозвался генерал.- Сколько раз говорил тебе, старому дураку, когда вытираешь пыль со стола, не трогай бумаг!
- Так ведь от бумаг-то и вся пыль, ваше превосходительство! - сказал весело и смело старый лакей, не захотевший в 61 году воли.
- Ладно, ступай. А что - Клавдия Петровна уже встала?
- Да, они завтракают с детьми!
- Ну иди. И не мешкай с вином!
Что ему неймется, подумал генерал, возвращаясь к мыслям о наместнике. Желчь, что ли, извела? Вот всегда .так: вскочит у кого-нибудь на носу прыщик, так и все кругом виноваты в государственной измене. Носятся с этим бунтом... Окружить горы, заморить голодом, и они сами голову этого местного Пугачева принесут на блюде, и еще в ногах будут валяться, чтобы приняли ее!
Вошел лакей с подносом, на котором стоял бокал красного местного вина и ломтик брынзы.
- Что там, к докладу собрались уже? - спросил губернатор.
- Собрались. И ушли ни с чем,- со знанием дела отвечал лакей.- Клавдия Петровна велела сказать, что ваше превосходительство принимать сегодня не будут.
Слава богу, .подумал генерал, пробуя вино. Неизвестно ещё, как сложилась бы его судьба, не будь рядом этой женщины. Генеральша была красива, не русской, а, скорее, польской красотой со светлой голубизной манящих и обещающих глаз; властная, энергичная, она по-своему любила; без нее он оставался бы, вероятно, до сих пор в полковничьем чине - дважды приходилось ему быть на волоске от гибели: после крупного картежного проигрыша казенных денег и совершенно глупой дуэли с заезжим кавалеристом. Как ей удавалось умаслить начальство, было загадкой, но генерал не думал или старался не думать об этом. Кроме того, Клавдия была чувственна при всей своей душевной холодности, прощала ему мелкие грешки по женской части, и этого было достаточно, чтобы генерал обожал свою супругу.
И сейчас он ждал ее, зная, что она утолит немного его тревогу, подскажет, быть может, выход из неприятного положения, в которое он попал не по своей вине.
- У вас утомленный вид,- сказала Клавдия, подставляя ему щеку для поцелуя.- Будто вам, генерал, ехать не в Тифлис, а в Сибирь.
- Из Тифлиса сейчас легко угодить в Сибирь! - ответил генерал с грустью, чувствуя, что ему становится спокойнее.
- Вот уж не думала, что боевой генерал может придавать значение каким-то пустякам,- сказала жена, усаживаясь в глубокое кресло.- Лучше расскажи по порядку, что, собственно, тебя взволновало в этом вызове?
- Эта проклятая местная пугачевщина может меня погубить,- по-детски обиженно проворчал губернатор.- Это хороший повод убрать меня отсюда.
- Это я знаю,- нетерпеливо повела бровью Клавдия.
- Не знаешь, не знаешь, на какие интриги способны чиновники, у которых больше честолюбия, чем знатности. Легкая усмешка пробежала по губам его жены.
- Ну, конечно же, откуда мне знать об ваших государственных делах! И все же, генерал, вы что-то не договариваете.
- Видишь ли,- смущенно произнес генерал.- Видишь ли... В последний раз, ты помнишь, мы ходили на кабана, а вечером, вот здесь, засиделись допозна с Белобородовым. Я, видно, переусердствовал с шампанским. Но помню, что князь рассказывал о каком-то своем проекте. Что-то про самоуправление Кавказа, а я поддакивал.
- Что же из этого? - внимательно слушая, спросила Клавдия
