«Это был уже не столько корабль, сколько сумасшедший дом, — писал Лев в своих воспоминаниях. — Мы, голодные, замерзшие, плыли по волнам, находясь уже в полубессознательном состоянии». Он пытался отвлечься за чтением единственной книги, которая оказалась у них с собой, — это был «Дон Кихот» в русском переводе. Время от времени они с отцом принимались говорить о смерти — спокойно, без эмоций. И хотя бакинская гавань была совсем недалеко, добраться до нее представлялось им практически невозможным, ведь судно медленно тонуло, к тому же на его борту разразилась загадочная болезнь.
Спасение пришло нежданно, как в дешевом приключенческом романе.
На пятые сутки их плавания, во второй половине дня, пассажиры увидели где-то на горизонте пароход, шедший под германским флагом. Отношение к ним со стороны немецких моряков, отмечал Лев, было самым почтительным. Всех беженцев пригласили перейти на германское судно, оставив тонущий корабль, причем немецкая команда мгновенно освободила для них свои каюты, в том числе и каюту капитана, чтобы там могли поместиться бывшие среди них князья, нефтяные магнаты и политики. Капитан заверил их, что ситуация в Баку стабильная, что нефтяные вышки не повреждены и что враги — и большевики, и англичане — бежали из города.
Уже на следующий день немецкий корабль вошел в бакинский порт. Лев снова смотрел на старый город, дворцы, средневековые бастионы — все, как прежде. Вот поистине волшебный, сказочный город, думал он, город, где чудес куда больше, чем в любом другом месте. Встретить их явился сам новый премьер-министр, уважаемый бакинский юрист, окруженный своими телохранителями, в сопровождении солдата, который нес флаг независимого Азербайджана. А когда они сошли, наконец, на берег, после нескольких месяцев опасных приключений, Лев впервые увидел отряд германских солдат. Когда они с отцом добрались до собственного дома, то обнаружили, что у их входных дверей стоят навытяжку два турецких солдата. В их доме, оказывается, были размещены на постой немецкий и турецкий офицеры. Абрам представился им, сообщив, что он — владелец этого дома, и постояльцы заверили его, что тут же переедут. Абрам упрашивал их остаться и быть его гостями, ведь места в доме было предостаточно, однако они отказались.
На этот раз им повезло. Лев понятия не имел, как станут развиваться события дальше. Он знал лишь, что они у себя дома. Отец и сын Нусимбаумы вернулись на родную землю.
Пребывание Нусимбаумов в Туркестане и Персии длилось, по-видимому, всего несколько месяцев, однако в Баку за это время произошло множество головокружительных политических пертурбаций. Город не раз осаждали, в нем заключались самые невероятные союзы, в которых участвовали и британцы, и представители Советов, и казаки, и эсеры, и немцы, и турецкая «Армия ислама»[53], намеревавшаяся присоединить Азербайджан к Османской империи. Армянское население понесло массовые жертвы в результате кровавых побоищ. К моменту возвращения Льва в Баку город был в руках у турецких и немецких солдат.
Хотя стены средневековой крепости и подверглись обстрелам со стороны, как минимум, трех армий, Лев обнаружил, что космополитическая смесь европейской и азиатской архитектуры, характерная для Баку, не слишком пострадала. Арбы с трупами пропали с улиц города. Пронизывающие октябрьские ветры с моря продували закоулки ханского дворца и средневековых мечетей, срывали листья с деревьев на бульварах, вдоль которых высились особняки нефтяных королей. Правда, многие здания были изрешечены пулями и повсюду высились новые сооружения, знаменовавшие собой результат многомесячной «политической борьбы», — это были виселицы.
Местные жители говорили, что виселицы были сооружены германскими и турецкими властями в целях восстановления порядка после осады города. К болтавшимся на виселицах трупам крепились картонки с надписями, например: «Повешен за кражу фунта орехов». Это возымело свое действие. «До оккупации, — вспоминал Лев, — Баку кишмя кишел всевозможными преступниками, а всего через пять дней после того, как город захватили турки и немцы, он стал эталоном честности, безопасности и порядка». В этом городе, который едва приходил в себя от многих месяцев осадного положения, самым серьезным преступлением стали попытки накопить излишки продовольствия и вздуть цены на товары.
