«Для нефтяных магнатов, которые теперь пришли к власти, настала лучшая пора за всю их жизнь», — писал Лев. Он всегда вспоминал об этом периоде, о целом годе существования независимой азербайджанской республики, как о времени непреходящего оптимизма. Беседуя с Зулейкой Асадуллаевой, младшей сестрой школьного товарища Льва, я получил подтверждение тому, что подобные ощущения испытывали тогда многие. «Мы все очень гордились нашей независимой, современной мусульманской республикой, — сказала она мне. — У нас женщинам разрешили голосовать на выборах — такого тогда не было нигде в мусульманском мире! Наше правительство возглавляли просвещенные, образованные государственные деятели, и оно было относительно некоррумпированным. Казалось, что все складывается слишком хорошо — настолько, что в это было даже трудно поверить. Так оно и оказалось! Наши руководители не понимали тогда, что мы были совершенно беззащитны».
Азербайджанский парламент, проведя соответствующие переговоры, заключил со своими соседями необходимые политические и экономические договора. Была заключена эксклюзивная сделка на разведку новых месторождений с компанией «Датч-Шелл» (хотя и на не слишком выгодных для Азербайджана условиях). В России все еще полыхала Гражданская война, а на Кавказе воцарился мир, суливший развитие и процветание.
Однако то было кратковременное затишье перед бурей.
В «Нефти и крови на Востоке» Лев описывает званый обед в узком кругу, который однажды вечером устроил его отец для членов азербайджанского правительства. Когда закурили сигары, речь зашла о развертывании армейских подразделений. Министр торговли и начальник военной администрации Баку, оставшиеся дольше прочих гостей, принялись обсуждать проблему обуздания беспорядков вдоль армянской границы. Граница с Арменией находится на юго-западе Азербайджана, и чтобы защитить ее должным образом, значительную часть небольшой армии молодой республики, в том числе и пограничные патрули, пришлось отправить туда, сняв их с позиций вдоль северной границы. Но разве разумно, спросил Абрам, оставлять одну из границ совершенно открытой ради того, чтобы защищать другую, тем более что за этой, незащищенной границей находится куда более сильный сосед? Так ведь ресурсы у нашей республики довольно ограниченные, возразил начальник военной администрации, и поэтому было принято тщательно взвешенное решение, что южная граница для нас сейчас важнее. Наша республика, сказал министр торговли, только что подписала важное новое соглашение с Советской Россией. Высокие гости выкурили свои сигары и откланялись, и Лев наблюдал со своего балкона, как начальник военной администрации садился в свой автомобиль. «Я видел, как мимо него проехала машина ночного патруля и оттуда прозвучало “мир вам” — принятое у нас приветствие». Но когда министр приехал к себе домой, к нему приблизились несколько вооруженных людей и заявили, что он арестован. «По чьему приказу?» — только и спросил он. «По приказу ЧК Социалистической Советской Республики Азербайджан».
Слуги той же ночью разбудили Льва и его отца, чтобы сообщить, что большевики заняли город. «Из своего окна я видел входившие в город отряды Красной Армии, видел жесткие лица, оборванные униформы, завистливые, голодные глаза русских, которые жаждали получить доступ к богатствам города нефтедобытчиков».
Той ночью составы с красными солдатами пересекли российско-азербайджанскую границу, за ночь продвинулись на юг, вдоль побережья, и бесшумно окружили Баку. Они привезли с собой самое страшное оружие большевиков: Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, или, сокращенно, ЧК. Эти самые чекисты в своих знаменитых куртках-кожанках, с пистолетами-маузерами на боку в последующие пять лет уничтожили больше людей, чем царская тайная полиция за все предыдущее столетие. Вот что писал Владимир Короленко, который считался одним из самых выдающихся писателей-социалистов и который провел немалую часть своей жизни в Сибири, в царских тюрьмах: «Если бы при царской власти окружные жандармские управления получили право не только ссылать в Сибирь, но и казнить смертью, это было бы то же самое, что мы видим теперь»
