«Так я и поверила. Так тебя и беспокоит будущее отечественной науки, как же, как же».
— Когда Вы вышли замуж и поменяли фамилию, — продолжал Плотников, — не только я, но и многие заметили, что она совпала с фамилией неординарного учёного… Любовь Никитична, я не знаю, известно Вам или нет, что Ваш родственник занимался разработками, которые могли бы иметь большое значение…
— Я об этом слыхала, — ответила Люба, изо всех сил пытаясь сохранять совершенно нейтральный тон, — но вроде это было больше двадцати лет назад… Разве сейчас это может иметь какое-то значение?
— Безусловно. Более того — скажу без обиняков — по имеющимся у меня данным, оригинал диссертации Нецветова Георгия Ивановича был в своё время уничтожен, но сохранилась копия. Тот, кто сможет раздобыть эту копию, образно выражаясь, извлечь её из тайников для современной науки и раскрыть кладовую знаний для человечества…
«Значит, о благе человечества заботишься, сволочь…»
— Павел Семёнович! Я очень была бы очень рада Вам помочь, но, к сожалению, вряд ли смогу быть полезна в этом важном деле… Я, конечно, слыхала об этой истории, но, как говорил мне муж, когда мы ещё не были женаты, ни одного экземпляра этой диссертации не сохранилось… Я, конечно, могу у него ещё раз переспросить, но, к сожалению, шансов на успех очень мало…
— А Вы всё-таки поинтересуйтесь у родственников, — со слащавой улыбкой на устах настаивал Флюгер. — Сможете зайти ко мне завтра или в ближайшие дни?
— Как только что-то выясню, сразу зайду, — пообещала Люба.
Выйдя от Плотникова, она почувствовала неимоверное облегчение и желание рвануть подальше от института, домой или в парк… Но уйти было нельзя, она обещала Алексею Андреевичу зайти на кафедру и поговорить с ним.
* * *
Из отчёта оперативного сотрудника ФСБ, осуществлявшего наружное наблюдение за Нецветовой (Измайловой) Л.Н.
«В 16 часов 30 минут Нецветова вышла из здания института, доехала на троллейбусе до станции метро „Сокол“, далее по Замоскворецкой линии метрополитена до станции „Театральная“, перешла на „Площадь Революции“ и доехала до станции „Измайловская“… („Зачем мне такие подробности?“ — подумал Артюхин, скользя по экрану курсором мыши, и продолжил чтение). „С 17 часов 40 минут до 19 часов 15 минут Нецветова перемещалась без определённого направления движения по пешеходным аллеям Измайловского парка, ни лично, ни по телефону ни с кем в контакт не вступала…“»
После разговора с Плотниковым Любу не отпускала настойчивая мысль о ненадёжности её схрона, о необходимости откопать и перепрятать драгоценные диски.
Её тянуло в Измайловский парк. Она долго бродила по дорожкам, внешне бесцельно, и размышляла. То, что тема исчезнувшей диссертации возникла вновь, тревожило её, она пыталась найти логическое объяснение, почему это случилось именно сейчас, и не находила его. Она чувствовала острую необходимость посоветоваться с Виталиком, но до ближайшего свидания по графику было ещё довольно далеко, и Люба так и не решилась приблизиться к заветному месту.
Она, конечно, не могла знать, что, собираясь в долгосрочную командировку в Ливию и не представляя, на сколько времени она может затянуться, Моррисон разбирал незавершённые дела и написал Артюхину короткое электронное письмо с напоминанием о судьбе диссертации Нецветова.
Написал, ни на что особенно не рассчитывая. На всякий случай.
На следующий день Люба сама пришла к Плотникову и сообщила, что ни одного экземпляра диссертации Георгия Ивановича не сохранилось.
* * *
Говорят, что первое длительное свидание запоминается, как вспышка, как одно из самых ярких в жизни событий.
Три дня.
Целых три дня, вырванных у жизни, украденных у судьбы.
Люба осторожно коснулась руки Виталика — словно не веря, что это действительно он — и прижалась к его груди.
— Это ты?
— Я, — ответил он, усмехаясь — разрешите представиться — осуждённый Нецветов Виталий Георгиевич, десятый отряд, статья двести двадцать вторая, часть первая, начало срока — двадцать второе октября две тысячи седьмого, окончание срока — двадцать второе октября две тысячи десятого…
Она бы, может быть, расплакалась, но в другом случае. Не сейчас.
