— Хорошо, — кивнула Люба. — Я поговорю с родителями. Если так надо — соберём в ближайшие дни…
— Поговори, пожалуйста, — попросил Виталик, стараясь смягчать тон, — действительно, очень нужно.
— После майских? — уточнила она.
— Будет лучше даже между праздниками, — Виталик явно спешил.
— Я постараюсь. Не обещаю, но очень постараюсь.
В устах Любы это означало — я сделаю.
* * *
А Первое мая приближалось, и система координат оппозиции строилась так, что, независимо от текущих событий, такие даты, как Первое мая или Седьмое ноября, были отправными пунктами, разделявшими монотонное течение жизни и дававшими точки отсчёта.
А Первое мая приближалось, и это было особенно важно для Виталика, встретившего за решёткой предыдущее Первое мая, как и свой двадцать второй день рождения.
За полчаса до объявленного времени сбора «великолепная четвёрка» собралась на станции метро «Шаболовская», находившейся на расстоянии одной станции метро в сторону от центра от «Октябрьской», но там можно было спокойно встретиться, там не толпился народ и милиция не гнала людей с платформы и не кричала в мегафоны: «Граждане, проходите к выходу!»
Уже на подходе к Октябрьской площади Виталика охватило странное волнение, как будто это была первая в его жизни первомайская демонстрация.
Впервые ему не нужно было строиться в квадратную «коробку» Молодёжного Альянса, и, выйдя на поверхность из радиальной станции метро, друзья прошли до памятника Ленину и встали в хвост колонны, вместе с представителями многочисленных небольших организаций и отдельными активистами, не относившимися ни к одной из структур.
Где-то далеко впереди строились активисты Молодёжного Альянса во главе с Маркиным — активно сотрудничая с либералами, он не оставлял и демонстраций красного спектра. Хотя на этот же вечер у Сергея и его союзников была назначена альтернативная манифестация в районе ВДНХ.
Во время митинга на Театральной площади Димка предложил товарищам посмотреть на это шоу, и они были не против.
Андрей, помявшись несколько секунд, спросил:
— Никто не будет возражать, если с нами пойдёт Марина? — он вопросительно посмотрел в первую очередь на Виталика, справедливо полагая, что если у кого-то и будут возражения, то прежде всего у Нецветова.
Но у него этот вопрос вызвал не протест, а скорее удивление.
— Пускай идёт, — ответил он, пожимая плечами.
— Ты не в претензии, если я с Мариной буду общаться? — ещё раз уточнил друг на всякий случай, когда Люба отошла на несколько метров взглянуть на книжные развалы.
— Да мне всё равно, — отозвался Виталик, не кривя душой, — мы давно расстались, я не испытываю по этому поводу никаких эмоций. Выбор товарища был ему не вполне понятен, Андрей прекрасно знал, как в своё время поступила Марина с Виталиком, но, в конце концов, это было личное дело Кузнецова и его не касалось.
…Участники вечернего мероприятия собирались около пяти вечера возле выхода из метро «ВДНХ». Дальше у них планировалось шествие по улице Академика Королёва до телецентра Останкино — этот маршрут был знаком Виталику по ежегодным мероприятиям двадцать второго июня и третьего октября.
Примерно без двадцати пять они были на месте.
Марина присоединилась к ним сразу после митинга. Виталик сначала не знал, как ему с ней себя вести, но принял её линию — делать вид, что всё, что между ними было, осталось в далёком прошлом и поросло травой. Это было давно и неправда. На дворе две тысячи седьмой, Виталик теперь с Любой, а Марина с Андреем.
Когда они поднимались по длинному эскалатору, Люба, стоявшая на ступеньку выше, наклонилась к его уху и прошептала:
— Деньги будут пятого.
Нецветов едва заметно кивнул.
— Что там шепчетесь? — слегка усмехнулся Димка.
— Да мы о своём, — быстро ответила Люба и сразу перевела тему, — все в курсе, чем знаменит этот эскалатор?
Андрей и Марина, в отличие от остальных, не знали.
— В девяносто втором году, — уже сходя с эскалатора, толкая перед собой стеклянную дверь и сворачивая направо от выхода, начал Виталик рассказывать историю, неоднократно слышанную от старших, в том числе от Измайловых, — в июне, когда был многодневный палаточный лагерь в Останкино с требованием эфира, тот самый, который разгромили в ночь с двадцать первого на двадцать второе, осада империи лжи, как она всем запомнилась. А митинги тогда были не чета сегодняшним, десятки тысяч собирались только так по самому мелкому поводу, про крупные я даже не говорю… Это было, кажется, в первый день, двенадцатого июня, Люба, я не путаю?
