— Небо уронит… Ночь на ладони… Нас не догонят… Нас не догонят…
Несмотря на оправдательный вердикт присяжных, до оглашения приговора, который, впрочем, в отношении него иным быть не мог, формально Виталик оставался подсудимым — такова была специфика российского законодательства, и ближе к середине апреля его повесткой вызвали в Мосгорсуд.
Виталик впервые ехал туда сам — на метро, потом на трамвае. Люба тенью следовала за ним.
Они вышли на остановке возле большого и чопорного здания суда со статуей Фемиды у входа, прямо через дорогу от которого находилось Богородское кладбище. В прошлый раз, когда Морозов увозил его на машине в Люблинскую прокуратуру, Виталик не обратил внимания на эту деталь.
— У кого-то своеобразное чувство юмора, — усмехнулся он, — ценю.
Они сидели в коридоре поодаль от родственников остальных подсудимых, и Виталик отводил от них взгляд, и даже не верилось ему, что прошло всего лишь три недели.
Зато, когда проводили мимо в наручниках его подельников, он оказался к ним ближе всех.
Макс Васильченко быстро взглянул на Виталика, как будто хотел что-то ему сказать глазами, но он так и не понял этого взгляда.
Войдя в зал, Виталик растерялся — он не знал, куда ему садиться, пока ему не указали на стул рядом с клеткой.
— Как там на воле? — тихо спросил Макс.
— У меня мать убили, — ответил Виталик, не оборачиваясь к нему.
— Не разговаривать с подсудимым! — оборвал их конвоир.
«А со мной можно», — подумал он отрешённо.
Судья зачитывала приговор несколько часов, и всё это время все присутствовавшие стояли на ногах. Виталик пытался незаметно напрягать и расслаблять ступни, чтобы они не так сильно затекали…
«Какого чёрта я тут делаю», — крутилась в мозгу мысль, — «Когда для меня всё позади, для Макса и остальных сегодня — трагедия, а для меня — фарс… Зачем и кому я тут нужен?…»
— Основываясь на вердикте коллегии присяжных…
…Нецветова Виталия Георгиевича…
…оправдать…
…Алексеева Бориса Кирилловича…
…к четырнадцати годам лишения свободы…
…Васильченко Максима Александровича…
…к восемнадцати годам лишения свободы…
…Журавлёва Николая Евгеньевича…
…как несовершеннолетнего на момент совершения преступления…
…к девяти годам лишения свободы…
«Вот и всё», — думалось Виталику, — «Жизнь — рулетка. Я на волю, а Макс на восемнадцать. До двадцать третьего года. Сел в девятнадцать — выйдет в тридцать семь. И я мог бы так, а вот повезло… Выиграл в лотерею. С разрывом в один голос, представить только… Да и кто знает, где мы все будем в две тысячи двадцать третьем году».
Виталик обернулся, когда из зала суда выводили его — уже наконец-то бывших — подельников. Выглядели они на удивление спокойно, как будто не им только что объявили огромные сроки заключения, и только взгляд Журавлёва, самого младшего из них, скользил по сторонам как будто в поисках поддержки.
Виталик и Люба вышли на улицу.
— Давно хотела у тебя спросить, — начала девушка, — не хочешь — не отвечай, конечно…
— Спрашивай, — ответил Виталик, — раз уж мы решили устранить все недоразумения между нами…
— Нет, я не об этом. Я про Стивенса. Ты говорил про него следователю Люблинской прокуратуры?
Виталик усмехнулся.
— Нет, конечно. Я теперь умный. Спасибо, научила жизнь и Владимир Иванович Артюхин, что к чему. Все они одинаковы. Я должен найти Стивенса сам.
— Думаешь, удастся? — засомневалась Люба. — Ты же даже не знаешь, как его на самом деле зовут. Неизвестно даже, в России он или нет.
— Ничего, — отозвался Виталик, снова усмехаясь одними краешками губ, — Земля — она круглая, и всего сорок тысяч километров по Экватору. И судьба не дура, раз уж подарила мне свободу без малейшей на то надежды. Авось да свидимся ещё. Не сейчас, так позже. Я никуда не тороплюсь…
Так они дошли до метро «Преображенская площадь».
— Идём в метро? — спросил Виталик.
— Может, доедем на трамвае до «Пролетарской»? — предложила Люба.
Он кивнул, и они двинулись к трамвайной остановке. Виталик достал пачку и закурил сигарету.
— Я не понимаю, что происходит в политике, — признался он, — с момента выхода я хожу по разным сайтам в Интернете, пытаюсь навёрстывать пропущенное, и мне кажется, что всё ещё более запущено, чем в пятом году, складывается впечатление, что левые ещё больше ложатся под оранжевых, что скажешь?
