В коридоре стоял комод, закрытый на маленький аккуратный замок, который поддался со второго удара прикладом, и он рывком распахнул дверь.
На Виталика взглянуло страшное осунувшееся загорелое лицо, покрытое многодневной щетиной, и рефлекс сработал быстрее разума — Нецветов ударил прикладом прежде, чем успел сообразить, и мелкие осколки посыпались к его ногам.
— Ты разбил зеркало, — то ли вопросительно, то ли утвердительно прокомментировал Ибрагим.
На полках были аккуратно сложены детские вещи.
«А ведь жили люди», — мелькнула мысль, — «И наверное, надеялись вернуться…»
— Режь на перевязки, — бросил он, подавая Ибрагиму бельё.
— Пелёнки? — переспросил тот.
Виталик не знал, как переводится это слово, и жестом показал мальчику, что нужно делать.
…Хасан уже пришёл в сознание и лежал на матрасе, куда его положил Виталик, кусая губы, чтобы не стонать от боли. Он поднял глаза на вошедшего в комнату Нецветова.
— Виталик…
— Да? — он присел на одно колено.
— Виталик, — слабо повторил Хасан, — если будешь уходить, оставь мне один автомат, ладно?
— Ты о чём! — возмутился Нецветов. — Никуда я не уйду, слышишь?
«Русские на войне своих не бросают». Так говорилось в фильме, который он видел когда-то в прошлой жизни, ещё в колонии, вечером… Хотя вряд ли ливиец Хасан Зарруки мог смотреть современные российские боевики.
— Русские на войне своих не бросают, Хасан. Есть у нас такая пословица — сам погибай, а товарища выручай. Понимаешь? — Виталик произнёс поговорку по-русски и задумался над тем, как её перевести на арабский.
— Я всё понял, — товарищ сжал его руку. Его тряс озноб от потери крови, и Виталик снял с себя камуфлированную куртку и укрыл его, оставшись в истрепавшейся футболке с буквами «СССР».
— Так тебе будет теплее.
— А ты? — спросил Хасан.
— Я не замёрзну, — улыбнулся ему Виталик. — Я же из России, в конце концов. В России бывает холодно…
«А сейчас ещё не холодно. И даже не сыро. Только листья…»
— Пить… — прошептал Хасан, и Виталик приложил к его губам флягу с водой.
— Ты выживешь, слышишь? Мы обязательно выживем. Дождёмся наших…
«А что будет, когда дождёмся? Даже если удастся спустить носилки вниз — последнюю больницу в тылу, в районе номер два, сравняли с землёй позавчера… Я знаю, полевой госпиталь развернули прямо на улице, но едва ли на весь Сирт осталась хоть одна машина с красным полумесяцем…»
Воды осталась крайняя двадцатилитровая бутыль, подумал Виталик, завинчивая полупустую флягу. Ладно, воды он, в конце концов, ещё достанет. С обезболивающими намного хуже…
— Если выживешь, ты напиши моей Зохре… Ты знаешь электронную почту… Пусть… — Хасану было уже трудно говорить. — Она молодая, она ещё выйдет замуж. Но пусть знает и пусть расскажет сыну…
— Хорошо. Ни о чём не волнуйся, Хасан.
— Виталик, ты не жалеешь, что приехал в Ливию?
— Нет. Не жалею.
«Лучше умереть за правое дело, чем всю оставшуюся жизнь гнить на Харпе»…
— Ты говорил, что мстишь за мать… Прости, если прошу рассказать…
Виталик не успел ответить.
Снаружи раздались выстрелы, и они с Ибрагимом бросились к окнам, чтобы отбивать которую уж за этот день атаку крыс.
Из торчащего огрызка жилого дома, где засели лоялисты, строчили два автомата.
Над крышей гордо развевался в седом от дыма небе ярко-зелёный флаг — их подняли накануне защитники города над каждым зданием, независимо от степени его сохранности.
…В горячке боя Виталик не сразу услышал, как умолк второй автомат, и только когда крыс удалось отбить, заглянул за межкомнатную перегородку.
— Ибрагим, ты не ранен?
Мальчик не ответил.
Пуля попала ему прямо в висок, и крови было совсем мало, она ещё не успела запечься на чёрных кудрях, упавших из-под зелёной повязки на смуглое лицо, и стекала тонкой струйкой на пыльный пол. Ибрагим сидел, прислонившись к стене у подоконника, почти как живой.
Виталик закрыл ему глаза и положил его у стены так, как было бы удобно лежать живому.
— Вот и остались мы вдвоём с тобой, Хасан…
Взрыв гранаты ударил где-то совсем рядом, но, к его везению, крысы промахнулись, и, ещё не открыв глаза, он это понял, мысли продолжали барабанить в висок, а с потолка на него снова сыпалась побелка — сколько же её там…
