На долготе Мисураты их всё-таки обстреляли.
Они ответили огнём, и неизвестные бандиты, видимо, ожидавшие встретить гражданских беженцев или по иной причине рассчитывавшие на лёгкую добычу, поспешили ретироваться, не выясняя, откуда взялись неизвестные вооружённые люди без знаков различия. Крысы оказались умными зверьками и с первых очередей угрозу для жизни оценили верно. Автоматы Калашникова были для них достаточным аргументом, чтобы не углубляться в проблему.
Однако у микроавтобуса были прострелены оба колеса с левой стороны, и ремонту в полевых условиях, как ни печально, он не подлежал.
Вытащив из машины всё ценное, включая канистры с топливом и навигатор, Ахмад скрепя сердце приказал поджечь машину.
Полыхнул костёр в ночи и погас, разметав искры.
До Сирта оставалось ещё больше ста километров.
«А если и там уже крысы?» — этот вопрос, пожалуй, только командир пока позволял себе формулировать донельзя откровенно.
Закат догорал над пустыней. Маршрут уже сильно отклонился от приморского шоссе, и Ахмад решил остановиться на отдых в песках, неподалёку от дороги Мисурата — Таверга.
Под утро на запад на большой высоте пролетели самолёты, явно натовские бомбардировщики, и это вызвало удивление — кого они могли бомбить, если все сопротивляющиеся силы сосредоточились у Сирта? Неужели и на западе Ливии ещё что-то осталось?…
…Идти в разведку в Тавергу Хасан вызвался сам, и командир только подтвердил его решение.
— Бери одного человека, — сказал ему Ахмад.
Хасан взял бы больше людей, но не стал оспаривать авторитет командира.
— Я беру Виталика Нецветова, — ответил он.
Названный им боец молча поднялся с земли.
Виталика слегка передёрнуло — всё же идти в захваченный врагом город ему предстояло впервые — но он не подал виду.
Ахмад не стал возражать. По его расчётам, на горизонте уже должны были быть видны огни Таверги, но впереди была темнота, и он грешил на то, что подводит некачественный китайский навигатор.
Он сидел на песке под яркими ливийскими звёздами, смотрел на две удаляющиеся фигурки, и мысли наворачивались помимо его воли, ждёт ли ещё что впереди или только смерть… Ведь сам он пошёл добровольно защищать свою страну, ведь должен был понимать соотношение сил и безнадёжность… Зажигая сигарету, Ахмад гнал прочь любые мысли о будущем. Ты принёс присягу, делай что должно, и будь что будет.
…Хасан и Виталик шли вперёд уже длительное время, но огней всё не было, не было даже отблесков на небе.
— Может, в городе нет электричества? — подумал вслух Хасан. Виталик пожал плечами.
Но слишком пустынным было шоссе, и слишком зловещей тишина, и жуткое недоумение овладевало разведчиками.
Они дошли до знака, отмечавшего границу города Таверга. Поверх пропечатанного стандартным шрифтом текста указателя были написаны баллончиком оскорбления в адрес жителей города и указания на то, что авторы надписей относятся к городу Мисурата, а на земле возле знака, держась за него рукой, лежал труп.
— Пойдём, — тихо сказал Хасан, которому стало, пожалуй, слегка не по себе от того, что повстанцы, многие из которых декларировали себя верными последователями Ислама, не захоронили мертвеца до захода солнца. — Может, ещё встретится кто по дороге, — добавил он так же тихо.
По дороге, уже у крайних домов Таверги им встретился всего один человек.
Мёртвый.
Труп был изъеден зверями настолько, что нельзя было сказать, мужчина это или женщина.
Чем ближе они подходили к городу, тем сильнее убеждались в страшной догадке, почему не светились окна домов.
Город был необитаем.
Ветер завывал в окнах и стенах пустых подъездов и иногда трепал мусор, валявшийся посреди безлюдных домов и каркасов сгоревших машин.
Апокалиптическая картина предстала в ночи глазам разведчиков.
Страшный, тошнотворный запах смерти стоял над тем, что ещё месяц назад было городом Тавергой.
— Может, их отравили газом? — предположил Виталик, скорее, чтобы сказать хоть что-нибудь, чтобы только не молчать…
— Вряд ли, — возразил Хасан, — трупов было бы больше, — он пытался казаться циничным, чтобы товарищ не видел, насколько его трясёт от увиденного зрелища.
