— Кабинок-то всего двенадцать! — вполголоса заметил кто-то.
— В НКВД нет предельщиков, — возразил ему другой.
— Разговоры! — рявкнул дежурный по тюрьме, сдававший арестованных начальнику конвоя.
Предельщики! Трубников вспомнил, что года два назад газеты были заполнены статьями о борьбе с ними на железнодорожном транспорте. Так обзывали специалистов, противившихся превышению установленных норм скорости движения и нагрузки транспорта. С ними победоносно боролся, конечно, при помощи тюрем и расстрелов, нарком железнодорожного транспорта Каганович. Он, как и Ежов, получил неофициальный титул «сталинского железного наркома». Потом предельщиками оказались энергетики, не желавшие ломать перегрузкой агрегаты, и технологи в металлургическом и машиностроительном производствах. Слово «предел» приобрело почти контрреволюционное звучание.
Здесь проблема предела решалась просто. В каждый бокс запихивали по двое, хотя в нем было тесно даже одному человеку нормального роста. Конвоиры не могли не видеть, с каким трудом взбирается по лесенке Трубников со своей больной ногой. Но и к нему был втиснут второй пассажир, по счастью, небольшой и худенький человек в железнодорожной форме. Боксы из коридора запирали на задвижки. Те из них, в которые были посажены более крупные или толстые люди, конвоирам пришлось запирать, нажимая на дверь плечами. Было слышно, как лязгнул засов двери коридорчика. Машина тронулась.
Алексей Дмитриевич сидел на узенькой доске-перекладине, служившей скамейкой. Его спутник, чтобы не садиться к нему на колени, что было бы нормальным размещением пассажиров бокса, делал отчаянные усилия, упираясь локтями в стенки кабинки и стараясь удержаться в стоячем положении. Было совершенно темно. Светились только мелкие дырочки в небольшом железном колпаке, установленном над каждым боксом. Это были вентиляционные отверстия, без которых пассажиры тюремного фургона неизбежно бы задохнулись. Уже стемнело, и через маленькие отверстия был виден свет уличных фонарей, то яркий при приближении к ним, то совсем почти меркнувший.
Там, за тонкой деревянной стенкой, была улица. По ней шли, торопились по своим делам люди, не обращая внимания на обыкновенную хлебовозку, испещренную затейливыми надписями: «хлеб», «хлиб», «брэд», «брот». Может быть, среди прохожих есть знакомые и близкие тех, кого везут в замаскированном тюремном автомобиле. Может быть, прошла Ирина-Автомобиль сильно тряхнуло на выбоине мостовой. Маленький спутник Трубникова не удержался и плюхнулся к нему на колени. Алексей Дмитриевич вскрикнул от острой боли в разбитом коленном суставе.
— Эх, чертов собачник! — зло выругался железнодорожник. — Выдумала же его какая-то энкавэдэшная б…! Не могли обыкновенного ворона замаскировать, раз уж так людского глаза боятся…
Автомобиль круто повернул и остановился. В дырочках ярко вспыхнул свет фонаря. Через минуту машина снова тронулась, и свет померк.
— Ворота проезжаем, — сказал железнодорожник.
— В спецкорпус! — крикнул кто-то снаружи.
Опять короткая остановка под фонарем, снова ворота, и мотор заглох. Очевидно они прибыли к месту назначения. Было слышно, как вышли из машины конвоиры и один из них пошагал куда-то, наверное, с документами на прибывших. Предстояло ожидание приемки.
Товарищу Алексея Дмитриевича уже не нужно было удерживать себя в неудобном положении. Очевидно очень словоохотливый человек, он снова вернулся к теме о воронах и собачниках. Трубников узнал, что собачником называется на арестантском языке тот тип тюремного автомобиля, в котором они сейчас находятся. И что не все эти собачники замаскированы под хлебовозки. Есть и такие, на которых написано — «мясо».
— Приписать бы — живое, — хмуро сострил рассказчик. — Есть даже подделки под автобус. Снаружи все как следует. Окна с занавесками, надпись «служебный». А внутри такой же коридор и боксы.
— Откуда вы все это так хорошо знаете? — поинтересовался Алексей Дмитриевич.
Спутник охотно объяснил. Оказалось, что до конца следствия он сидел не во внутренней, а в железнодорожной тюрьме, расположенной на окраине города. И оттуда его много раз возили на допросы в НКВД. Ну, а теперь, в связи с подписанием двести шестой, прямо от следователя привезли вот в эту общую — центральную городскую тюрьму. Железнодорожник вздохнул.
