Введение этого ритуала, изобретенного где-то в недрах ведомства Ежова и Вышинского, формально оправдывалось тем, что конвой заранее предупреждал таким способом о степени необходимой бдительности и строгости в обращении с осужденным. В действительности это была просто садистская выдумка, долженствующая подчеркнуть перед приговоренными к смерти суровую неизбежность расправы.
Однако осужденный вряд ли слышал эти возгласы. Конвойные уже не вели его, а волокли, как тащат куль. При спуске по лестнице один ботинок разоблаченного и обезвреженного врага народа дробно постукивал по ступеням, другой, плохо зашнурованный самодельной веревочкой, свалился с ноги, и его нес в свободной руке один из конвойных. Они миновали дверь полуподвального этажа, из которого четверть часа назад вывели этого человека, и потащили его куда-то ниже. Там уже предупредительно лязгали тяжелые засовы на железной двери. Отделение смертников, размещавшееся в подземном коридоре внутренней тюрьмы, было готово принять свое очередное пополнение.
1964
Ирина расписывала прозрачными водяными красками самодельный абажур золотисто-желтого крепдешина, копируя картинки из книжки сказок Чуковского. Рисовала она хорошо.
— Мам, а это кто?
— Я же сказала, Оленька, крокодил.
— Кьёкодил?
На самодельном коврике над детской кроваткой бодались упрямые козлики. С фотографических портретов в натуральную величину таращили глаза Олины приятели. Оригиналы присутствовали тут же: кот, сидя чуть в сторонке, снисходительно прищурившись, наблюдал за работой Ирины, боксер морщил с порога сердитую, курносую морду. Вход в детскую ему был воспрещен.
Из взрослых предметов, кроме стула, здесь находилась только узенькая девическая кровать Ирины. Но и она была застлана смешным лоскутным одеялом. А небольшой старинный гобелен на стене изображал пушистого котенка, лапку которого защемил клешней длинноусый черный рак, сидящий в корзинке, куда сунулся любопытный малыш.
Старинные часы в соседней комнате гулко и переливчато пробили один удар. Это означало половину восьмого. Ирина заторопилась, заканчивая раскраску. Алексей час назад позвонил из института и предупредил, что сегодня вернется с работы рано, в восемь часов. Она вздохнула. На его языке это называется — рано!
Лепет и бесконечные вопросы дочки Ирина слушала рассеянно и отвечала невпопад. Минутный разговор по телефону пробудил в ней то состояние тревоги, в котором она находилась теперь почти постоянно, хотя боролась с ним и скрывала от мужа. На вопрос о причине его чрезмерной усталости Алексей ответил не сразу, а после тяжелой паузы: «Об этом потом… расскажу дома…»
Уже больше трех лет, как они муж и жена. Безнадежный старый холостяк, профессор Трубников, руководитель большого научного отдела в крупнейшем научно-исследовательском институте и молодая переводчица-референт того же института. Ирина Николаевна моложе Алексея Дмитриевича на пятнадцать лет. Живая и веселая, она — прямая противоположность хмурому и внешне необщительному мужу. Многие до сих пор считают, что, несмотря на переход к семейной жизни, Трубникова по-прежнему интересуют только книги, работа в лаборатории и машины. Но мало кто знал, что неизрасходованный до сих пор запас суровой доброты и нежности в этом человеке почти безраздельно достался его жене и дочери.
Что же случилось там, в институте, отчего у Алексея изменился голос? В физико-техническом происходило теперь то же, что и всюду — арестовывали людей. Если человек не являлся утром на работу, сотрудники молча переглядывались, кто-нибудь спускался в вестибюль и украдкой смотрел на табельную доску. Если жетон был на месте — не исключалась болезнь и другие житейские причины неявки. Но если исчезал и жетон, никаких разговоров и расспросов об этом человеке быть не могло.
Последняя волна арестов прокатилась по институту месяц назад. Тогда в одну ночь исчезли все ученые-немцы, бежавшие в СССР из гитлеровской Германии. Года три как эти ученые приняли советское подданство. В институте тогда устраивались торжественные вечера, им подносили подарки, адреса и цветы. Все иммигранты получили хорошие квартиры и условия для научной работы. А теперь арестовали даже их жен. Даже ту, русскую, которая вышла замуж за одного из немцев уже здесь года два назад.
