— Не «за что», хлопче, а «почему?» — поправил Степняк. — Характер у меня, видишь ты, непокладистый. Не хочу ни себе, ни другим невинным людям смертного приговора подписывать. А этого-то от меня и добиваются тайные фашисты из здешнего энкавэдэ…
«Тайные фашисты из НКВД»! Арестованный вслух и своим именем назвал то, что прокурор Корнев, еще не имея прямых доказательств, смутно подозревал. Слово «фашисты» предопределяло и характер преступлений, в которых старый большевик обвинял, видимо, местные органы госбезопасности. Вряд ли он имел в виду просто должностную распущенность, вызванную фактической бесконтрольностью деятельности местных чекистов.
Степняк говорил хриплым шепотом, прижимая к груди уже не ладони, а гневно сжатые кулаки. Наверное, для того, чтобы подавить в себе этот гнев и немного собраться с мыслями, он умолк на минуту. Затем заговорил снова.
В областной прокуратуре, небось, и не ведают, а может, только делают вид, что не ведают о делах, творящихся в здешнем областном управлении НКВД. Его внутренняя тюрьма и следственный корпус превращены в огромный застенок, в котором тысячи ни в чем не повинных людей подвергаются таким вот избиениям, пыткам голодом, бессонницей, страшной скученностью в камерах. И все это с целью получить от них ложные показания на себя и на других. Честных советских людей обвиняют в преступлениях, которые тем и не снились. А добившись признания в этих преступлениях, замаскировавшиеся враги передают их дела в свирепые беспощадные суды, действующие по указке того же НКВД. Там невиновных, причем без права обжалования, приговаривают к смерти или бесконечным срокам заключения. Особенно жестоко «фашисты» из областного Управления и их подручные расправляются со старыми членами партии. В здешней области они истребили почти все партийное руководство, революционное прошлое которого восходит ко времени Ленина. От первого секретаря обкома до секретаря партячейки сколько-нибудь крупного предприятия. Он, Степняк, кажется, последний из членов областного Комитета, кто до сих пор еще остается в живых. Это потому, наверно, что он оказался упрямее большинства остальных стареющих партийцев и не подписал своего согласия с возведенными на него обвинениями. Например, с тем, что в Германскую он был в партизанских подразделениях тайным агентом Петлюры. Просто же пристрелить свою жертву, не добившись от нее признания в выдуманных преступлениях, здешние фашисты не могут. Самооклеветание невинных людей нужно им, вероятно, для отчета перед вышестоящими органами и введения их в заблуждение. Смотрите, мол, какие мы бдительные и как лихо истребляем в своем дому крамолу! Разоблачения они, видимо, боятся и стараются, чтобы все происходило «по закону». Палачам из областного Управления ничего не стоит, конечно, забить упрямого подследственного до смерти. Но это для них нежелательное «ЧП». Поэтому таких «ставят на консервацию», вот как его, например. Надеются, что человек с отбитыми внутренностями долго не протянет, особенно без врачебной помощи. А умрет он в тюрьме, конечно, от «сердечной недостаточности» или еще от чего-нибудь в этом роде… Если же окажется слишком живучим, то допросы с пристрастием можно и возобновить… В отношении арестованных того ранга, к которому принадлежит бывший член обкома, это делается довольно быстро. Содержать таких положено отдельно от всего прочего тюремного народа.
Выделение же одиночек при нынешней перегруженности тюрем — дело крайне трудное. Особенно трудное оно во внутренней тюрьме, судя по тому, что Степняка перевели в одну из одиночек Центральной. И вряд ли ему позволят слишком долго занимать столь шикарную жилплощадь.
Но дело не в нем. Действия маскирующихся под суровых чекистов врагов народа из местного областного управления НКВД слишком четко организованы, чтобы быть результатом просто грубой ошибки. Они, безусловно, заранее продуманы. Это особо коварный вид вредительства, о возможности которого постоянно предупреждает Сталин. Вредители из НКВД не ломают станков, не поджигают заводских зданий, не перекармливают слишком сочной травой колхозный скот. Но они дезорганизуют и обезглавливают промышленность и сельское хозяйство, подменяя преданных пролетарской революции старых партийных руководителей молодыми карьеристами и крикунами, а знающих честных специалистов — неучами и темнилами. Чинимое в местных органах НКВД беззаконие не остается, конечно, до конца тайным. Глухие слухи о нем проникают в народ и подрывают его веру в советскую законность. Нанесенный этими органами вред выходит за пределы здешней области, если учесть ее общегосударственное значение. Поэтому искать управы на зарвавшихся, но облеченных громадной властью вредителей следует в центральных партийных и правительственных органах. Полумеры тут недействительны, да и попросту опасны.
