Поэтому будет лучше, если не только о намерении Корнева завтра же посетить запретный корпус центральной тюрьмы, но и о возможном поводе для такого посещения никто из окружающих знать не будет.
Корнев незаметно сунул исписанный лоскуток картона себе в карман. Даже если прямых осведомителей НКВД среди сослуживцев нет, то уж в благоразумных советчиках никак не окажется недостатка. Начнутся уговоры бросить опасную затею, «не дразнить гусей». Корнев и сам понимал, что эта затея небезопасна. Но при достаточной решительности и быстроте действий найдется управа даже на самых могущественных из замаскировавшихся врагов. Однако размагничивающие доводы соглашателей-непротивленцев хоть на кого могут подействовать растлевающе. Они созвучны трусливой природе человека, лучше было бы их не слушать.
В конце рабочего дня Корнев сказал своим сотрудникам, что завтра с утра, не заходя в прокуратуру, он посетит колонию несовершеннолетних преступников. Оттуда поступило заявление о грубости и даже рукоприкладстве кое-кого из надзирательского состава. Такое заявление действительно было, и прокурор по надзору действительно занимался его разбором на месте. А из колонии он сразу же отправился в главную городскую тюрьму. Но тут его служебного удостоверения хватило только для прохода через проходную в ограде хозяйственного двора Центральной, где находился и ее административный корпус. Дальнейшее продвижение кого бы то ни было из посторонних через многочисленные, постоянно запертые ворота и двери тюрьмы было возможно только в сопровождении ответственного работника, которого мог назначить только сам начальник тюрьмы или кто-нибудь из его заместителей.
Корнев уже знал об этих порядках и поэтому сразу же направился в кабинет начтюра. Но того, к его досаде, не оказалось на месте. Обратиться к его дежурному помощнику было, вероятно, ошибкой. Сославшись на отсутствие у него полномочий, тот отказался пропустить прокурора дальше. Это было явным враньем. Старая тюремная крыса не мог не знать, что он не только вправе, но и обязан это сделать. Еще одно подтверждение, что тут что-то не в порядке. А раз так, то тюремщик, несомненно, придумал и другие, более действенные предлоги, чтобы не допустить явно нежелательного для них прокурорского визита. Плохо, что эффект неожиданности уже потерян. Помначтюра, конечно же, доложит о нем своему начальнику, непосредственно или по телефону, а тот, возможно, проконсультируется с более высоким начальством, как ему быть в создавшемся щекотливом положении. Законное право было на стороне прокурора, но воспользоваться этим правом он сможет, вероятно, только в течение ближайших нескольких часов. Значит, уходить отсюда было нельзя. Надо сидеть и терпеливо ждать, хотя не исключено, что взять его решили именно измором. Авось нежелательный посетитель соскучится и уйдет. А уже завтра с ним может быть совсем другой разговор.
Ждать во взвинченном состоянии, в котором находился Корнев, хотя он и старался подавить его, было томительно трудно. Тем более что комната помощника начальника тюрьмы была как-то по-тюремному унылой и скучной. Кроме стола и пары стульев она ничем, вероятно, не отличалась от здешних камер. Голые стены, на окнах решетки. Дверь одностворчатая, толстая, узкая. Иногда она открывалась, и в ней показывался кто-нибудь из младших работников тюрьмы в черной форме. Посетитель с неизменным удивлением пялился на человека в штатском — такие люди здесь были, видимо, в диковину — и только потом спрашивал, не знает ли тот, где хозяин кабинета? Получив отрицательный ответ, служащие уходили, плотно прикрывая за собой дверь. Она хлопала как-то по-особенному глухо, и Корнев ловил себя на том, что в дополнение к этому стуку он воображает еще и лязг задвигаемого снаружи засова. Чего только не придет в голову, когда сидишь вот так и ждешь час, еще полчаса…
Иногда Корнев вставал и подходил к зарешеченному окну. Снизу в него были вставлены матовые стекла, а через верхние на расстоянии двух-трех метров была видна только какая-то глухая кирпичная стена. Все здесь наводило тоску и настраивало на ожидание чего-то недоброго, хотя это была еще не тюрьма, а только ее преддверие. Как хотелось уйти отсюда, сильно хлопнув этой тяжелой дверью! Но делать этого нельзя. Если его подозрения верны, то это было бы прямым путем к поражению.
