Нахмурившись, Дункан налил себе виски и сел на диван поближе к ней.
— Шарлотта, — сказал он строго, — все это вовсе не смешно.
— Но ты же развлекаешься! — возразила она.
— Нет, — удивленно, но решительно сказал Дункан.
— Ты любишь опасность, ты ищешь опасность. Тельма говорила об этом, Питер Барнаби говорил. Все говорили. — Она утвердительно махнула стаканом, и несколько капель хереса упали ей на грудь. — Тельма убеждена, что у Толливеров это в крови — у Дунканов Толливеров.
— Я не ищу опасности, — очень серьезно ответил Дункан.
— Тогда почему ты блуждал по всему свету и залезал на самые немыслимые горы?
— Они вовсе не немыслимые. Горы небезопасны, но я знал, что делаю. Я тренировался, учился, так же как ты, скажем, училась рукоделию…
— Я не училась рукоделию. Меня приучали ко всему этому с детства. А тебя, Дункан Толливер, с детства готовили к тому, чтобы залезать на Гималаи. Я всю жизнь мечтала жить спокойно и весело, изучать историю и заниматься тем, что мне по душе. Острые ощущения — не мой стиль.
Дункан откинулся на спинку потертого дивана и очень терпеливо, с пониманием и, как ей показалось, черт возьми, с нежностью стал смотреть на нее. Шарлотта рассердилась. Почему это он всегда все знает и понимает? Всегда владеет собой. Даже когда злится, то говорит об этом прямо. Всегда добивается своего. Интересно, понимает ли Дункан, что ее тревожит? Возможно. Тогда пускай признается.
— Знаешь, — сказала она резко, — ты обладаешь способностью притягивать к себе всех этих Ящеров.
Дункан закинул голову и стал смотреть в потолок. Но потом, не выдержав, рассмеялся.
— Хватит, Дункан Толливер. Я серьезно.
Улыбаясь, Дункан посмотрел на Шарлотту. Целый день он думал о ней, беспокоился о ней, хотел быть с ней рядом. Впервые он встретил женщину, которую не смогли бы заменить ему ни дела, ни самые высокие горы. Он наклонился к ней и сказал:
— Дорогая, ты притягиваешь меня куда больше, чем Ящер.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Дункан кивнул, неожиданно посерьезнев.
— Я тебе нравлюсь? — спросил он.
Шарлотта не ответила. Разве это и так не ясно?
— Ты позволила мне поцеловать себя, когда не знала, кто я, — заметил он. — Упала в объятия генерала армии конфедератов, черт возьми!
— Никуда я не падала. Я была вынуждена к тебе прикоснуться. А за остальное отвечаешь только ты.
Дункан удивленно вскинул брови.
— Ты маленькая лгунья, — весело сказал он, — я отлично помню, как и что было, и вовсе не я один за все отвечаю! Ты могла спрыгнуть с моих колен в любой миг, а ты вместо того разомлела и позволила мне себя целовать. И сама целовала к тому же.
— Мне слишком долго мерещились привидения, — пробормотала она.
— Это ты искала опасность.
— Я не спешила делать выбор.
— Можно называть это по-разному. Но как ты повела себя? Может быть, ты вызвала полицию? Нет. Позвала братьев? Нет. Может быть, ты провела ночь в доме у друзей, пока все выяснилось? Нет. Ты просто-напросто улеглась спать, несмотря на то, что наверху, в библиотеке, находился чужой человек.
— Я заперла дверь, — отвернувшись, сказала Шарлотта.
— Но я же мог сломать дверь и даже имел возможность доказать это, не так ли? — Дункан сделал глоток виски. — И потом, как насчет того, что я пугал тебя? Ну скажи, Шарлотта, неужели робкая женщина останется одна в доме с привидениями? По этому чертовому мавзолею гуляло эхо, когда я хохотал. До полуночи я топал в библиотеке у тебя над головой. Я делал все, разве что не летал в простыне над твоей постелью! И что же ты? Ничего!
— Не будешь же сообщать в полицию о привидении.
— Если бы ты обратилась в полицию, дом бы обыскали, нашли мои следы, и тогда бы выяснилось, что я не привидение. Нет. — Дункан наклонился к ней и решительно похлопал ее рукой по коленке. — Ты искала приключений, Шарлотта Баттерфилд.
— Да я же всерьез считала тебя привидением! Тельма предупредила меня. А у меня, как известно, живое воображение — и потом, откуда мне было знать: вдруг здесь все же оказалось бы настоящее привидение?
— Ты ведь не веришь в привидения, сама говорила.
— Но человек имеет право на ошибку — может, я ошибалась, а Тельма была права. Ты же знаешь, многие южные дома известны тем, что в них водятся привидения.
