— Тфу, дурак, — Андрюху передернуло, — вечно ты придумаешь херню всякую…
— Ладно, другая картинка, — не унимался я, войдя в раж, — шикарный кабак, ты заходишь в итальянском костюме, в Милане купленном, весь из себя глянцевый, часы «Омега», или какие сейчас в моде, туфли за полторы тысячи баксов… Заходишь, а там парни сидят, которых ты на бабки кинул, чтобы эти шмотки заиметь. Нет, они не швыряются на тебя с бейсбольными битами, не стреляют в пузо из «кольтов», а просто смотрят на тебя, как на пидора. Сможешь ли ты после этого жрать? Полезет ли в тебя фондю?
— Горазд ты речи толкать, — Андрюха засмеялся, — красочно, ни чего не скажешь! Ух, я аж вспотел. Да согласен я с тобой, согласен. Просто, как-то не совсем справедливо получается…
— А справедливости и нет ни какой. Не, в мире она есть, в общем, всеобъемлющая такая, боооольшая справедливость. Но! — я назидательно поднял указательный палец вверх, — к каждому конкретному человеку ее не применишь. Вот такая ботва…
— Печально.
— Печально. Предлагаю выпить за справедливость, которой нет, но в которую мы верим, — я поднял бокал с честной вкусной жидкостью.
— За справедливость!
Мы выпили.
— Так что получается, Божьи законы не действуют? — Андрюха спросил это, направив взгляд внутрь себя, где по пищеводу маслянисто растекаясь, скользил коньяк, чтобы взорваться в желудке горячей хризантемой.
— Брат, пойми ты… Бог, это не что-то извне, это то, что внутри, — хризантема во мне уже раскрылась, — тебя не снаружи давит совесть, доброта, чувство ответственности, желание быть справедливым, жалость, все твои чувства, не дающие спокойно и сыто жить. Это твое наказание, и карает тебя не бородатый старик с иконы, а ты сам, сам себя грызешь, не даешь себе спать, мучаешь и распинаешь каждый день. Ты сам себе выбираешь наказание. Чем больше веришь — тем больше груз. Тем жестче испытания.
— Вот блин… Значит, чем ты сволочнее, тем лучше тебе живется…
— Лучше? Ну-ну… Проще — да. Спокойнее и сытнее — да. Но лучше ли? А ты поменяешь свой груз, свой крест, который несешь, свой непокой, свои терзания, на какой-то «Лексус»?
— На «Лексус»? Запросто! А какого года?
Мы несколько секунд набычившись, молча смотрели друг другу в глаза и, вдруг, расхохотались весело, скидывая с плеч нагромождение пьяной и серьезной беседы, тем более, что мысли начали скакать как белки, их трудно было собрать за столом, да и не соберешь уже, пора на волю, в пампасы, хэйяяяя! в сауну, в холодный бассейн, денег куча, мы их не украли, это наши деньги, шампанского, такси, надо ехать, кутить, впереди целая ночь.
Я молча взял со стола тарелку с пирожным, бутылку с остатками «Хеннесси» и пошел знакомиться с музыкантами, озябшими на холодном ветру.
— Понятно, — быстро отреагировал Андрюха и потребовал у официанта счет, — вечер перестает быть томным.
Когда он вышел на улицу в распахнутой дубленке с саквояжем в руках, я играл на гитаре что-то из старой «Машины времени», девочка ела пирожное «Тирамису», а парни подыгрывали мне на своих инструментах, часто прикладываясь к бутылке.
Дальнейшие события этого вечера у меня складываются из осколков собственных воспоминаний и саркастических рассказов Андрюхи.
Мы пригласили музыкантов с собой в сауну и, они поехали. Всю дорогу в такси я их посвящал в новую философскую теорию, которую назвал «Мой Коньяк». При этом один длинноволосый парень вступил со мной в пространные дебаты, а девушка хихикала на заднем сиденье. В бане мы пили пиво, шампанское и все тот же «Хеннесси», за которым посылали таксиста в супермаркет. Два или три раза.
«Это НАШ Коняк!» — говорил я каждый раз поднимая стакан — бокалов в сауне не оказалось и Андрюха, разозлившись, послал банщика их искать среди ночи на том же такси, что доставляло выпивку.
Мой организм забыл, что такое алкоголь за долгие годы воздержания, я был очень пьян. «Понесли ботинки Митю» — комментировал Андрюха, наблюдая за мной, яростно терзающим гитарные струны. Мне казалось, что я пел песни Цоя. Потом я грелся в душной парилке, потом мне стало плохо, девушка-музыкант Марго (Маргарита, наверное) жалела меня, пьяненького, гладила по мокрым волосам узкой ладонью, отпаивала чаем, говорила, что я хороший и, отдалась мне в комнате для массажа на неудобном, узком и высоком лежаке. Наши новые товарищи хиппи так ни разу и не встали из-за стола, пили все подряд, грызли страшных копченых кур (откуда они взялись, эти куры?), курили бесконечно, а когда приехали проститутки, которых вызвал Андрюха, даже не повернули головы в их сторону.
