Два года спустя Жеребков умер в сербском Нови Саде.
О трагической судьбе своего сына Сергея он знал с весны 1918 года, когда Сергей Жеребков, к тому времени войсковой старшина, находился в Ростове-на-Дону, где собирались офицеры, составившие потом костяк белой Добровольческой армии.
Воспоминания о его страшной смерти сохранил один из лидеров ростовских меньшевиков Александр Самойлович Локерман.
«Переодетый в штатское платье Жеребков шел по улице, — вспроминал он, — когда кто-то узнал его.
Подоспевший солдат ударом сабли перебил ему руку и вторым ударом ранил в лицо.
Неистовствовавшая толпа отдавала Жеребкову честь и иронически величала его „вашим превосходительством“, а затем плевала ему в лицо, производила бесстыдные телодвижения и всяческие издевательства.
Подоспевший увечный воин злобно и упорно начал бить несчастного костылем по свежераненному лицу. Пытаясь защититься от ударов, Жеребков взмахивал перебитой рукой, из которой фонтаном била кровь и отрубленная часть которой повисла и болталась на кожных покровах.
Постепенно Жеребкова забили до смерти. Это если не единственный, то, во всяком случае, крайне редкий случай участия толпы в истязаниях.
Обычно роль толпы сводилась к тому, что она кричала „ура“ после расстрела, ликовала и даже танцевала вокруг трупов, глумилась над ними, не давала их убирать и т. Д.
Выступать на защиту убиваемых нельзя было. Толпа ревниво следила за теми, кто не выражал сочувствия избиению.
Бабы чуть не подвергли самосуду интеллигентную девушку, с плачем убежавшую от картины издевательства над Жеребковым. Вслед ей кричали:
— Эту тоже убить надо! Ишь, плачет! Жалко ей буржуя!»
В год убийства отца Юрию исполнилось десять лет, что не помешало ему люто возненавидеть не только большевистский режим, но и народ, его принявший.
Более того, чем старше он становился, тем страшнее становилась его ненависть, и он был готов на все, чтобы только отомстить.
В эмиграции жизнь Юрия Жеребкова складывалась несладко, он выступал в варьете и гастролировал.
С приходом Гитлера к власти стал активно сотрудничать с фашистами.
В конце концов, он нашел себе высокго покровителя в лице генерала Бискупского, которого немцы поставили во главе организованной русской эмиграции в Германии.
Да и сам Кирилл Владимирович Романов с начала двадцатых годов и до конца жизни поддерживал отношения с Бискупским, через которого налаживал контакты с немецкими правыми.
Когда Бискупский был арестован гестапо по ложному обвинению в участии в заговоре против Гитлера, Кирилл написал письмо фюреру, в котором защищал генерала.
В оккупированном немцами Париже Юрий Жеребков, член нацистской партии, возглавлял сначала Комитет взаимопомощи русских беженцев во Франции, а потом — Управление по делам русских эмигрантов.
Эти организации были созданы немцами для контроля над русскими эмигрантами.
Под эгидой Комитета, а потом Управления действовало фашистское Объединение русской молодёжи и созданный по инициативе Жеребкова Театр русской драмы.
Кроме того, Жеребков был редактором газеты «Парижский вестник», русскоязычного рупора оккупантов в столице Франции.
Жеребков действовал по указаниям немецких спецслужб, оосбенно близок он был с гестапо, и осуществлял негласное наблюдение за великим князем.
Первый раз на вилле «Кер Аргонид», где жил великий князь, Жеребков появился еще 2 декабря 1940 года.
Он помог Владимиру Кирилловичу наладить отношения с местными немецкими властями и решал материальные проблемы Владимира и его маленького «двора».
Он организовал снабжение бензином и углём. Держался подчеркнуто предупредительно, передавал приветы от своего покровителя Бискупского.
Тем не менее, его появления на вилле раздражали великого князя.
Когда Юрий Сергеевич появлялся там, то расхаживал по комнатам и саду со скрещенными сзади руками и как будто оценивал рыночную стоимость всего увиденного.
Владимиру Кирилловичу казалось, что под этим взглядом он теряет последние остатки душевной независимости и покоя. Поэтому и предпочитал ездить в Париж на встречи с теми, от кого теперь зависела его судьба.
Но и здесь покоя не было.
