– Ну вот, за все то, что прошло и больше не вернется! – громко сказала она.
Официант рассмеялся, рассмеялся и тот джентльмен с «пластмассовыми» волосами. Байрон не понимал, что все это означает – и мужчины, которые глаз от его матери отвести не могут, и ее взволнованный румянец, и неожиданный тост «за все то, что прошло». Она никогда раньше не рассказывала ему о людях, которые способны взять и исчезнуть, да могут еще и пуговицы у тебя из уха доставать, никогда раньше она не упоминала о тех временах, когда еще даже не была знакома с его отцом.
– Надеюсь, что и суп скоро принесут, – сказал Байрон и тоже засмеялся, но вовсе не потому, что рука официанта находилась в опасной близости от руки его матери, и не потому, что джентльмен за соседним столиком все время пялил на нее глаза, нет, он просто был рад тому, что сейчас ему принесут томатный суп и коктейль из креветок, хотя время ланча еще не наступило. Он словно выпрыгнул из обычного времени и увидел мир под совершенно иным углом. И, в отличие от тех двух прибавленных секунд, это произошло по решению его матери. И никаким несчастным случаем отнюдь не было.
* * *
В тот же день подарки были доставлены на Дигби-роуд. Дайана также позвонила в гараж и выяснила насчет нового колпака для «Ягуара». И потом, разговаривая по телефону с отцом, она «как прежде» смеялась своим переливчатым смехом. В общем, получалось, что, если мыслить логически, для всего на свете найдется решение.
Когда Байрон наутро заглянул к матери, ее стакан, стоявший на столике у кровати, был пуст, а крышечка от бутылочки с пилюлями была открыта. Сама мать крепко спала. Она не пошевелилась, даже когда будильник прозвонил до конца и умолк. Вечером она явно забыла задернуть шторы, и комната была залита ярким утренним светом, за окном над пустошью легкой паутиной висел туман. Все вокруг казалось таким спокойным и мирным и пребывало в таком ладу с собой, что Байрону стало стыдно, что приходится все-таки будить мать.
Иногда, когда утихает ветер, с той стороны пустоши доносится музыка. А Джим стоит у дверей своего домика на колесах, слушает и ждет, глядя, как последний отблеск золотистого заката тает над вершинами западных холмов. Он не знает, что это за музыка и кто ее исполняет. Звуки печальные, слов песни разобрать невозможно. Просто кто-то там, вдали, громко включает музыку, чтобы скрасить свое одиночество, он и понятия не имеет, что здесь есть Джим, который слушает музыку с ним вместе. Мы не одиноки, думает он, но не успевает эта мысль прийти ему в голову, как он понимает, что этой мыслью ему не с кем поделиться. Он закрывает дверь кемпера, вытаскивает ключи и клейкую ленту. Затем тщательно совершает все необходимые ритуалы и ложится спать.
Он не знает, в чем тут дело – то ли это из-за полученной им травмы, то ли из-за постоянного напряжения, которое он испытывает на работе, – но после того несчастного случая уставать он стал гораздо сильнее и быстрее. И опять стал сильно заикаться, да и руки снова стали болеть. В кафе работы прибавилось. Менеджер по работе с персоналом, кабинет которого находится в главном офисе, решил, что в горячее время перед Рождеством общую атмосферу в магазине следует сделать более праздничной. Продажи в последнее время сильно упали и из-за плохой погоды, да и из-за кризиса, так что нужно непременно что-то сделать дополнительно, одной елки, вспыхивающей разными огоньками, явно недостаточно. Поэтому был приглашен молодежный ансамбль духовых инструментов, которому вменялось в обязанность исполнять рождественские гимны у входа в магазин. Затем директор магазина – особа, которой совершенно не свойственны ни душевная теплота, ни творческие находки, – вдруг разродилась новой идеей. Каждую неделю где-нибудь в магазине будут прятать мягкую игрушку-снеговика, и тот счастливчик из покупателей, которому удастся ее найти, получит в награду рождественскую корзину с лакомствами. Кроме того, весь персонал снабдили яркими бейджиками с надписью: «Привет! Меня зовут так-то. Поздравляю с Рождеством!» Пола выкрасила ногти ярким лаком красного и зеленого цвета, а сверху наклеила еще и сверкающие узоры. Ее подружка Мойра вставила в уши сережки в виде северных оленей. Свой яркий бейджик Мойра носит на левой груди с таким вызовом, что кажется, он во весь голос кричит, как ее зовут, а вот Джим свой носит, будто стесняясь, будто всем своим существом просит прощения за эту излишнюю информацию.
