В супермаркете все уже, естественно, знают о случившемся с ним несчастье. Мистер Мид сразу предложил ему взять бюллетень, но Джим убедил его, что вполне может продолжать работать, и заявил, что ему даже костыли не нужны. («Можно тогда я попробую с ними походить?» – спросила Пола.) На ноге у Джима красуется нечто вроде специального носка из пластика, которым его снабдили в больнице и который призван предохранять гипсовую повязку. Если он будет двигаться неторопливо, если будет только столы вытирать, то никому никаких неудобств не причинит, обещает Джим мистеру Миду.
Больше всего Джима страшит перспектива днем и ночью сидеть в одиночестве у себя в кемпере. После больницы он понял: ему не выжить. И с отправлением ритуалов дела с каждым днем будут идти все хуже и хуже. Но он прекрасно понимает, что уж об этом-то он точно никому рассказать не может.
– В департаменте охраны труда нас за это по головке не погладят, – говорит мистер Мид. – Тамошним чиновникам не понравится, что ты работаешь в кафе со сломанной ногой.
– Но он же не виноват, – встревает в разговор Пола, – что эта придурочная, не посмотрев, ни с того ни сего дает задний ход, наезжает на человека и преспокойно линяет!
Джиму ужасно неприятно, что Поле стало известно, какую роль в том несчастном случае сыграла Айлин. Сам-то он никому рассказывать об этом не собирался, с него хватило и того, что теперь приходится ходить с гипсом на ноге. Но когда Даррен стал описывать наехавшую на Джима машину и припомнил ее номер, Пола сразу сказала, чья это машина, «потому что у нее фотографическая память». На самом деле она сказала, что память у нее «фотогеничная», но все поняли, что она имела в виду. С тех пор как они все вместе съездили в больницу, Пола постоянно ходит с настоящим «ожерельем» из синяков на шее – следами страстных поцелуев Даррена, – похожих на пурпурные и зеленые самоцветы. Джим часто видит, что Даррен поджидает Полу на парковке после работы. Если он замечает Джима, то всегда приветливо машет рукой.
Теперь истина выплыла на свет, и все пришли к заключению, что от такой особы, как Айлин, лучше держаться подальше. И все без конца вспоминают, как отвратительно она вела себя в тот день, когда, хлопнув дверью, ушла из кафе, вспоминают и ее постоянные опоздания, и ее невоздержанность на язык. За то недолгое время, что Айлин проработала здесь поваром, на нее было подано, по крайней мере, три жалобы. Пола, например, считает, что такие люди, как Джим, слишком добры. Но сам Джим прекрасно понимает: проблема вовсе не в этом. Проблема в том, что людям просто необходимы такие, как Айлин, – чтобы чувствовать себя не такими уж плохими по сравнению с теми, кто еще хуже.
– Ты должен сообщить в полицию о том, что она сделала, – каждый день уговаривает Пола. – Она же совершила наезд и скрылась с места преступления! Она же могла тебя убить!
А мистер Мид добавляет, что такие, как Айлин, представляют собой опасность для общества и им вообще не следует выдавать водительские права.
– Ты должен подать на нее в суд, – говорит Мойра, встряхивая сережками в виде оленей, которые все время путаются у нее в волосах, и Поле приходится их высвобождать. – Теперь там и защиту свидетелей обеспечивают, все такое. Тебя даже могут временно поместить в специальную квартиру, которая постоянно находится под охраной, и обеспечить документами на другое имя.
Нет, это уже слишком! Джим не выдерживает и снова начинает твердить, что это всего лишь несчастный случай. Он хлюпает носом, и девушки приносят ему рулон туалетной бумаги, чтобы он хорошенько высморкался.
Дело в том, что и само отношение к нему изменилось. Нет, девушки из кафе не стали его больше любить или считать менее странным, но то, что с ним случилось, словно лишний раз подчеркнуло хрупкость бытия. Раз такое могло случиться с Джимом, значит, может случиться и с каждым из них, решили сотрудники кафе, а поскольку Джим со всеми своими странностями – тоже часть их маленького сообщества, они должны его защищать, как самих себя. Мистер Мид, например, теперь часто подвозит Джима на работу, подхватывая его возле дорожного знака, приветствующего осторожных водителей, прибывающих в Кренхем-вилледж. И каждый раз заводит с ним разговор, навстречу какому ужасному миру встают каждое утро нынешние дети. Джим, естественно, тут же отворачивается и, прижавшись носом к стеклу, смотрит в окно на этот «ужасный мир». А иногда и вовсе притворяется спящим, но не потому, что ему надоели эти разговоры, просто он чувствует необходимость помолчать и успокоиться.
