Билл Тэннер почтительно кивнул и вышел из кабинета.
Как только закрылась дверь, М откинулся в своем кресле.
— Ну, и какова твоя профессиональная точка зрения, 007? — Серые глаза блестели, и Бонду на секунду подумалось, что М уже знал всю правду и держал ее вместе со многими другими секретами запертой в темницах своей памяти.
Бонд стал тщательно подбирать слова:
— Я думаю, что меня нарисовали — ну, засекли — либо во время учений в Заполярье, либо когда я вернулся в Хельсинки. Каким-то образом они подключились к моему телефону в номере. Либо так, либо это Пола (во что мне верится с трудом), либо кто-то, с кем она говорила. Это операция явно была сколочена наспех, потому что даже я сам не знал, что остановлюсь в Хельсинки до того момента, пока туда не прилетел. Но надо сказать, что среагировали они быстро, и они, несомненно, хотели вывести меня из игры.
М вынул изо рта трубку, и, ткнув ее, словно жезлом, в сторону Бонда, спросил:
— Кто они?
Бонд пожал плечами — в раненом плече больно кольнуло.
— Пола сказала, что они говорили с ней на хорошем финском, со мной пытались на русском. Акцент ужасный. Пола решила, что они — скандинавы, но не финны.
— Это не ответ, Бонд. Я спросил, кто они?
— Люди, способные нанять местных, но нефинских, умельцев. профессиональных наемников.
— И кто же эти наниматели? И зачем они это сделали? — M был неподвижен, его голос спокоен.
— Ну, с друзьями у меня всегда было туговато.
— А если без шуток, 007?
— Ну, — вздохнул Бонд. — Полагаю, это мог быть контракт. Нанимал кто-нибудь из остатков организации СПЕКТР. Явно не КГБ, или скажем: вряд ли это КГБ. Возможно, кто-нибудь из дюжины новоиспеченных группировок.
— Назовешь ли ты Национал-Социалистическую Действующую Армию новоиспеченной группировкой?
— Не их стиль, сэр. Они охотятся за коммунистами, с шумом-гамом, официальными заявлениями.
На лице М появилась тонкая улыбка:
— Для этого они бы вполне могли воспользоваться каким-нибудь агентством, да? Рекламным агентством, 007. Например, таким, в которым работает твоя мисс Вакер?
— Сэр! — произнес Бонд так, как будто М сошел с ума.
— Да нет, Бонд, ты прав. Не их стиль. Если только они не хотели быстрого уничтожения того, кого считали угрозой для себя.
— Но я не…
— Они не должны были этого знать. Они не должны были знать, что ты остановишься в Хельсинки, чтобы поиграть в очередной раз в плейбоя! Роль, которая уже начинает всех утомлять, 007! Ведь тебе были даны четкие инструкции: когда закончатся тренировки в Заполярье, вернуться прямиком в Лондон! Так или нет так?
— Так ведь никто не делал на этом особого акцента. И я подумал…
— Плевать мне на то, что ты подумал, 007! Нам ты был нужен здесь! А ты вместо этого бегаешь за юбками по всему Хельсинки! Ты ведь мог запросто скомпрометировать и Службу, и себя!
— Я…
— Да ты и не должен был этого знать. — М, казалось, немного смягчился, — В конце концов, я просто послал тебя на тренировку в суровых условиях, для акклиматизации. Виноват тут я. Мне надо было быть с тобой более открытым.
— Открытым?
М молчал целую минуту. Висевший над ним оригинал картины Роберта Тэйлора «Трафальгар» как нельзя точно отражал настроение и характер задумавшегося М. Картина висела уже два года. До нее здесь был «Мыс Святого Винсента» Купера, взятый напрокат из Национального Морского Музея. А до нее… Бонд не мог сейчас припомнить, он помнил только, что здесь всегда висела картина, на которой была запечатлена какая-нибудь победа британского флота. В М было то внутреннее высокомерие, из-за которого человек ставит на первое место интересы своей страны, а также твердая вера в непобедимость британского военно-морского флота, независимо от того, насколько силен противник и как долго идет сражение.
Наконец, М заговорил:
— Мы сейчас проводим одну операцию в Заполярье, которая имеет важное значение, 007. И эта тренировка была своего рода разогревом, если конечно здесь подойдет это слово. Разогревом для тебя. А если уж говорить конкретней: тебе надлежит принять участие в этой операции.
— Операции против? — Хотя Бонд уже предполагал, против кого.
