Но на деле радиосообщением союзников были удивлены не только немцы. Невероятно, но в причудливом сплетении событий, достойном авантюрного романа, решение Эйзенхауэра передать новость о перемирии Италии застало врасплох и Бадольо.
Как указывалось ранее, 3 сентября на Сицилии доверенное лицо Бадольо генерал Кастеллано подписал Краткие Условия в обстановке строжайшей секретности. Это означало, что публичное объявление о перемирии должно было примерно совпасть с началом операции «Лавина», высадкой войск союзников на материке. Но вследствие проблем безопасности — союзники не полностью доверяли своему вероятному стороннику — Эйзенхауэр не сообщил Риму ни даты, ни места высадки, чтобы эти детали не стали достоянием немцев. Итальянцы вскоре начали ошибочно полагать, что день высадки назначен на 12 сентября или, возможно, позже, как они того и просили.
Это неправильное понимание привело к серьезной конфронтации между союзниками и итальянцами в предшествовавшие «Лавине» часы. Поняв, что истинный день высадки назначен на вечер 7–8 сентября, итальянцы сразу испугались, заявляя, что они еще не приняли всех необходимых военных мер для борьбы с немцами. Но Эйзенхауэра эти аргументы не убедили, и он отказался менять график своего наступления.
Ранним вечером 8 сентября Виктор Эммануил спешно созвал специальный совет, чтобы обсудить положение. Во время этого совещания окружение короля, куда входили Бадольо и ряд других ведущих итальянских политиков, всерьез решило отрицать наличие перемирия, как минимум в качестве временной меры, и таким образом избежать ярости немцев. Но после долгих дебатов договорились исполнить свои обязательства перед союзниками; позднее тем же вечером, в 7.45 Бадольо выступил с радиообращением, объявив о капитуляции Италии.
«Итальянское правительство, — сказал он, — осознавая невозможность дальнейшей неравной борьбы с превосходящими силами противника… получило требование о перемирии от генерала Эйзенхауэра, Верховного главнокомандующего англо-американских Союзных сил. Это требование было удовлетворено. Таким образом, итальянские вооруженные силы прекращают все враждебные действия против англо-американских вооруженных сил где бы то ни было. Несмотря на это, они будут отражать нападения других сторон». Последнее предложение стало завуалированным намеком на немцев, хотя Бадольо их не назвал; по его разумению, это странное умолчание должно было каким-то образом смягчить удар по Гитлеру.
Поразительно, но большую часть дня 8 сентября Эйзенхауэру оставалось лишь гадать, что предпримут итальянцы. Он не знал, собираются ли они приветствовать его войска как освободителей или драться с ними с оружием в руках. Последний сценарий, утверждал он, мог стать катастрофой для союзников в свете ограниченного количества войск, которыми он располагал для вторжения на берега Италии. (Ресурсы союзников приберегались для операции в Нормандии, намеченной на 1944 год, кроме того, американцы были связанны на Тихоокеанском театре военных действий.)
И в самом деле, 8 сентября царила такая чудовищная неразбериха, что несколько итальянских самолетов действительно атаковали войска союзников на море. Итальянский военно-морской флот также попытался остановить англоамериканцев, и этой возможной катастрофы удалось избежать буквально в последнюю минуту.
* * *
Как и государственный переворот 25 июля, объявление итальянцев о капитуляции застало немцев врасплох как минимум на тот момент. Но они без колебаний набросились бы на своего новоявленного врага, обещая свести счеты с Бадольо и другими итальянцами, осмелившимися им противостоять.
«Тем самым, — объявило немецкое радио в 11.00 утра 8 сентября, — сорвана завеса с предательской интриги, которую против собственного народа неделями плела итальянская клика, прислуживая евреям и иностранцам… Возглавляемая рейхом, Европа достаточно тверда и сильна, чтобы расквитаться с этой изменой. Изменников постигнет кара, которая послужит им уроком, кара, заслуженная предателями итальянского народа. Эти изменники не получат выгод от своего преступления; об этом позаботится германская армия».
