Некоторую информацию Скорцени сообщил проживающий в Италии немец, бывавший на курорте до войны. Некие детали, включая фотографию отеля, почерпнули также из брошюры туристического агентства. Но, поскольку заканчивалась первая неделя сентября, немцы четко осознавали, что время работает против них. «Ощущение, что громадное напряжение [между странами „оси“] так или иначе разрешится, владело всеми», — вспоминал Штудент. Сначала Штудент и Скорцени не могли придумать, как изучить отель, не привлекая внимания тюремщиков дуче и не вызвав нового перемещения узника. И тут им пришло в голову привлечь немецкого военврача из штаба генерала Штудента Лео Крутоффа. (Неясно, кому именно в голову пришла идея. После войны на авторство претендовали и Штудент, и Скорцени.) Врачу, свободно говорившему по-итальянски и, очевидно, обладавшему недюжинным обаянием, приказали совершить путешествие в Гран-Сассо и выяснить, можно ли использовать «Кампо Императоре» в качестве санатория для поправляющихся немецких раненых. Крутоффу, ничего не знавшему об истинных целях экспедиции, приказали тщательно изучить местность и план здания и обратить внимание на все прочие важные детали. Утром 8 сентября он отправился на машине в отель, расположенный примерно в 120 километрах от Рима. Согласно воспоминаниям Радля, до Крутоффа немцы посылали еще как минимум одного агента разузнать все на Гран-Сассо.
В тот же день Скорцени решил провести разведку участка с воздуха на «хейнкеле-111», оснащенном автоматическими фотокамерами. В полете также участвовали Радль и капитан Герхард Ланггут, офицеры разведки Штудента. Чтобы скрыть от летчика истинную цель полета, Скорцени сказал ему, что они собираются сфотографировать несколько портов на Адриатическом море (у границы Италии на востоке). Пилоту приказали лететь к цели через Римини, Анкону и Пескару, а затем возвращаться по тому же самому маршруту. Этот позволило бы им пролететь над регионом Абруцци и Гран-Сассо.
Вскоре после взлета они стали экспериментировать с фотокамерами, установленными в брюхе «хейнкеля», но обнаружили, что те замерзли и не работают. К счастью, они на всякий случай прихватили с собой переносной фотоаппарат, однако снимать им наземные объекты оказалось нелегким делом. Нанося еще один послевоенный удар по десантникам, Скорцени и Радль позже утверждали, что один Ланггут с таким заданием справиться бы не смог. «Едва мы взошли на борт самолета, — вспоминал Скорцени, — как он сообщил нам, что автоматические фотокамеры не работают и времени их чинить нет. Мы с Радлем удивленно переглянулись. Ланггут по такому случаю показал нам, как пользоваться тяжелой ручной камерой, в которой и пленку надо было двигать пусковой рукояткой. Он не собирался делать это сам».
Обращение с фотоаппаратом требовало определенной импровизированной гимнастики. Чтобы получить четкий снимок под нужным углом, немцам, согласно рассказам, пришлось высовываться из открытого люка самолета, когда они пролетали над отелем, или проделывать нечто в этом роде. Скорцени вылез первым, протиснув туловище в отверстие и держа фотоаппарат обеими руками. (Штудент писал, что разведывательные фотографии снимал Ланггут и что в том полете Скорцени был не более чем «особо заинтересованный пассажир».) Радль держал его за ноги, чтобы он не упал вниз. В этот момент «хейнкель» летел со скоростью примерно 370 километров в час на высоте 500 метров. В воспоминаниях Скорцени говорится, что температура наружного воздуха равнялась приблизительно минус 8 градусам по Цельсию.
«Я не ожидал, что воздух может быть таким холодным, а ветер таким сильным и пронизывающим, — вспоминал Скорцени. — При помощи Радля, державшего меня за ноги, мне удалось протиснуться наружу… Нашему взору были доступны бурые скалы, глубокие ущелья, а также яркие заплатки снега и горных лугов. Когда мы оказались прямо над зданием отеля, оно поразило нас своими внушительными размерами. Сделав несколько снимков, я собираюсь перемотать пленку, чтобы заменить кассету, и обнаруживаю, что мои пальцы совсем закоченели». На обратном пути место Скорцени занял Радль и сделал еще несколько снимков.
