А улица эта тихая, в сущности, крохотный перекресток. Всего-навсего шесть домов, там всегда тихо, пока Ханна Цитрин не начинает хулить Господа.
И домик Мумика довольно тихий. У папы и мамы друзей немного, в сущности, у них вообще нет друзей, кроме, понятное дело, Беллы, к которой мама заходит по субботам после обеда, когда отец сидит в майке у окна и смотрит на улицу, и, понятно, кроме тети Итки и дяди Шимека, которые дважды в год приезжают на целую неделю, и тогда все меняется. Они другие люди. Похожи скорее на Беллу. И хотя у Итки на руке номер, они ходят в рестораны, в театр и к Джигану и Шумахеру, и всегда так громко смеются, что мать отворачивается от них и быстро целует пальцы и кладет их на лоб, и Итка говорит: что тут такого, Гизла, разве нельзя малость посмеяться, и мама улыбается глупой улыбкой, будто ее застали врасплох, и говорит: нет, совсем наоборот, смейтесь, смейтесь, я просто так, это ведь не помешает. Итка и Шимек вдобавок еще играют в карты и ходят на море, и Шимек даже умеет плавать. Однажды они целый месяц проплавали на шикарном корабле «Ерушалаим», потому что у Шимека большой гараж в Нетании, и он прекрасно умеет надувать налоговое ведомство, пся крев, только то нехорошо, что у них не получается детей, потому что Итка делала всякие научные эксперименты, когда была Там.
Папа и мама Мумика не выходят на прогулки, не выезжают даже на экскурсии по стране, и только раз в год, через несколько дней после Песаха, они выбираются на три дня в Тверию, в маленький пансион. Это, правда, довольно странно, ведь они даже готовы на эти дни забрать Мумика из школы. В Тверии они чуток меняются. Не совсем, но все же другие. Например, они сидят в кафе и заказывают лимонад и пирожное на троих. И в каждый такой отпуск раз поутру они отправляются на озеро и сидят под маминым желтым зонтиком, который может вполне сойти за солнечный, и одеты все очень легко. Ноги они смазывают вазелином, чтобы не обгорели, а на носу у всех троих маленькая пластмассовая нашлепка. У Мумика нет плавок, потому что глупо тратить деньги на то, чем пользуются только раз в году, и шортов для этого вполне достаточно. Ему позволяется бегать по берегу и доходить аж до самой воды, но уж будьте уверены, он получше всякой шпаны, которая плавает там, на глубине, знает точный объем Тивериадского озера, его длину и ширину, и какие рыбы в нем водятся. А все годы, когда Мумик с родителями посещал Тверию, тетя Итка приезжала в Иерусалим, чтоб ухаживать за бабушкой Хени. Она привозила с собой из Нетании кучу газет на польском языке, а когда возвращалась домой, оставляла их Белле. Мумик вырезал из них (в основном, из «Пшеглёнда») снимки футбольных матчей польской сборной, главным образом, снимки вратаря национальной сборной Шемковяка с его кошачьими бросками, но в этом году, когда прибыл дедушка Аншель, Итка не согласилась остаться с ним одна, потому что с ним трудно, и потому родители уехали сами, а Мумик остался с тетей и дедушкой, потому что только Мумик умеет с ним управляться.
И тогда, то есть в этом самом году, он впервые открыл, что родители убегают из дома и из города из-за Дня Катастрофы. Ему было тогда девять лет с четвертью. Белла называла его «мужиком с перекрестка», но, по правде говоря, он там был единственный мальчик. Так и повелось с того дня, когда он впервые прибыл сюда в коляске для младенцев, и соседки склонились над ним и радостно сказали: ой, госпожа Нойман, вос пар а миоскайт, экий урод[91], а те, которые еще лучше знали, что полагается делать, вдобавок отвернулись и трижды сплюнули, чтобы уберечь его от того, что у них в теле, вроде болезней, и с тех пор вот уже девять с четвертью лет Мумик проходит себе по своему перекрестку и каждый раз слышит все те же благословения и все те же плевки, а Мумик всегда был деликатным и вежливым мальчиком, потому что очень хорошо знает, что они думают о других детях, которые живут неподалеку, что они все скауты и хулиганы, и все черные, и в самом деле нужно признать, что на Мумике лежала серьезная ответственность за взрослых, которые жили на этом перекрестке.
