Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе - страница 132

[81], господин Вассерман, и уводила его, как ребенка, в свою уборную. Белла ведь просто ангел небесный. Ее муж, Хезкель Маркус, давным-давно помер, и оставил ее одну с Иегошуа, который был грудным ребенком, и наполовину мишигенер[82]-. И она сама этими вот десятью пальцами вывела его в офицеры высокого ранга и к тому же с дипломом. Кроме Иегошуа, Хезкель оставил ей в наследство своего отца, старого господина Аарона Маркуса, который — золь эр заин гезунт ун штарк, чтоб он был здоров и крепок, — был болен и слаб, и не соображал, что с ним делается, и почти не слезал с кровати, и Белла, хотя у Хезкеля она была как царица, и дома он ей даже стакан не позволял переставить отсюда сюда, так когда он помер, она, понятно, не сидела дома, задрав ноги, а сходу пошла работать в лавчонку, чтоб хотя бы сохранить постоянных посетителей, и даже расширила ее, и добавила еще три столика, и принесла в придачу кран для содовой воды и кофейную машину, и она стояла там на ногах с утра до ночи, и харкала кровью, и только подушка ее знала, сколько слез она пролила, но Иегошуа никогда не лег спать голодным, а от тяжелой работы еще никто не помер.

В своем кафе Белла подавала легкие и изысканные завтраки и домашние обеды для людей, знающих толк в еде. Мумик в точности помнил эти слова, потому что он составлял для Беллы меню трижды (для трех столов) и еще нарисовал на нем толстых людей, которые улыбались, оттого что кушали у Беллы. В этом кафе имелось, понятно, домашнее печенье, которое было посвежее самой Беллы, как она сама поясняла тем, кто спрашивал, да только та беда, что очень мало кто спрашивал, потому что люди почти не заходили в кафе. Только рабочие-марокканцы, которые строили новые кварталы в Бейт-Мазмиль, приходили в десять утра, чтобы купить бутылку молока, малость хлеба и кефир, и еще несколько постоянных посетителей с перекрестка, и Мумик заходил, понятное дело. Только он без денег. Другие люди не приходили за покупками, потому что в то время в центре города уже открыли новый модерный супермаркет, и тот, кто покупал там на тридцать лир, получал в подарок пробковые подстаканники, словно всю свою жизнь он распивал чаи с подстаканниками у королевны, и всех тянет туда, будто там раздают золото, а не селедку с редькой, а еще потому, что каждый получает у них лимузин — этакую железную тележку, чтоб всех их повывезли в этой тележке, говорит Белла, хотя на самом деле не сердится, и всегда, когда она говорит о супермаркете, Мумик краснеет, и смотрит в сторону, потому что и он иногда заходит туда, и смотрит на всякие лампы и покупные товары, и как работают и звенят автоматические кассы, и как убивают карпов в рыбном садке, только то, что ее забросили все покупатели, ее не колышет (так Белла говорит), богатой она уже, видно, не станет, ну и что, разве Рокфеллер съедает по два обеда? Ротшильд, что, спит на двух койках? Нет, ее волнует безработица и скука, если так будет продолжаться, она устроится хоть уборщицей, лишь бы не сидеть впустую, потому как что ей остается делать, ведь в Голливуд она в этом году уже не поедет, видать, из-за своих ног, и Мерилин Монро может и дальше спать спокойно со своим новым еврейским мужем[83]. Белла сидела целыми днями за одним из пустых столиков, читала «Лаиша» и «Едиот ахронот» и курила сигареты «Савьон» одну за другой. Она ничего не боялась и каждому говорила правду в лицо. Так было и с инспекторами из муниципалитета, которые пришли, чтобы выбросить Макса и Морица из подвала, и Белла поговорила с ними так, что у них от этого проснется совесть на всю жизнь, но даже и Бен-Гуриона она не боялась, и когда говорила о нем, называла его «диктаторишкой из Плонска»[84], но не обо всем она так говорила, потому что нужно помнить, что она, как все взрослые, которых знал Мумик, приехала из страны под названием Там, а о ней негоже говорить слишком много, разрешается только думать про себя и испускать вздохи — такие долгие крехцы, о-о-о-о-й, так они все делают, но Белла все же малость другая, и Мумик узнал от нее много важного про ту страну