Мысли у меня путались, я даже вспомнить толком ничего не могла. Но я не думала, чтобы он знал или хотя бы подозревал, что это я взяла ту штуковину с куклы. Он не стал бы трогать меня, пока не узнал, что я с ней сделала.
Я лежала в постели, разгоряченная, несмотря на прохладный воздух, струившийся с потолка, и проклинала собственное безрассудство. Мне захотелось острых ощущений, не так ли? Сейчас я не просто боялась за свою жизнь, но еще страшно переживала из-за неизбежных последствий всей этой ужасной истории. Что бы ни случилось, это обязательно скажется на жизни миссис Верритон и детей.
«Что будет, если они когда-нибудь узнают, что их отец…»
Кто? Предатель? А теперь еще и убийца. Впрочем, убийца он с тех пор, как покушался на жизнь собственной жены. Если он почувствует, что его загнали в угол, если его «убеждения» окажутся под угрозой — он пойдет на все. При определенных обстоятельствах человеческая жизнь для некоторых людей ничего не значит. А если он коммунистический шпион, фанатик, то я не поручусь даже за жизнь его детей.
Я никогда в жизни не чувствовала себя такой одинокой. Мне просто необходимо было с кем-нибудь поговорить — лучше всего, с Чарльзом. Я встала с кровати, опираясь на стул, и решила, что держусь на ногах не так уж и плохо. Только ужасно трещала голова. Я взглянула на часы — почти половина шестого.
Чарльз, наверное, по-прежнему где-нибудь на палубе, и, если повезет, я найду его, избежав встречи с Верритонами и с врачом. В конце концов, можно часами бродить по пароходу и не встретить ни одного знакомого.
Маловероятно, чтобы кто-нибудь в ближайшее время пришел ко мне в каюту. Они, наверное, дадут мне поспать, по крайней мере, до семи, когда стюард принесет ужин.
Я стала одеваться, и это отняло у меня довольно много времени. Потом, как могла, я привела в порядок лицо и медленно вышла в коридор. Все лучше, чем лежать в кровати и умирать от страха наедине с этими чудовищными мыслями.
Я не успела сделать и нескольких шагов в направлении лестницы, как услышала: «Здравствуйте, мисс Форест». Это был Грэм Хедли. Он, кажется, вышел из кухни стюарда с левой стороны. Мне показалось, в кухне никого не было; там нечего делать в это время дня. Почти у всех стюардов был перерыв в работе до шести часов.
Его неожиданное появление неприятно поразило меня. Неужели он ждал меня? Следил за моей каютой?
— Я слышал, с вами сегодня случилась неприятность в кладовых?
Я подняла голову и посмотрела на него. Смуглое лицо, темно-коричневая от загара кожа — весь вид его показался мне зловещим.
— У меня слетела босоножка и я упала, — объяснила я. — Но я уже более или менее оправилась. Только шишка на голове.
— Да-а. Но я уверен, что вам не следует здесь разгуливать. Я думал, врач велел вам лежать в постели.
— Да. Но мне лучше. Я просто решила подышать свежим воздухом.
А откуда он знает, что сказал мне врач? Грэм Хедли тоже был как-то во всем этом замешан, я не верила ни одному его слову.
Он поколебался немного, стоя у меня на пути. Я думала, он скажет что-нибудь еще, но неожиданно он отошел в сторону:
— Ладно, только смотрите, осторожней. После такого падения вам не следует слишком долго находиться на солнце.
Все это мне ужасно не понравилось. Мне хотелось к Чарльзу. Мне хотелось на солнце.
Лестницы, комнаты отдыха были совершенно пустынны, все поднялись на палубу. Люди лежали в шезлонгах, стояли, облокачиваясь на поручни. Мы приближались к Палермо, но я едва взглянула в сторону растянувшегося по побережью города, подпираемого огромными горами. От яркого света у меня страшно болела голова, но воздух был теплый и приятный.
Я прошла через прогулочную палубу и посмотрела вниз с веранды. Бассейн был переполнен, и оттуда доносились радостные крики купальщиков. Все пространство вокруг бассейна заняли загорающие. Но ни детей, ни их отца я не заметила. Пегги Стерлинг и madame Helot сидели за столиком в углу веранды, перед ними стояли какие-то напитки со льдом. Пегги помахала мне и я подошла, потому что неожиданно сообразила, что могу у них кое-что узнать.
— Джоанна! — воскликнула Пегги. — Как ты себя чувствуешь? Вид у тебя не слишком.
