Я спустилась в каюту и надела юбку и свитер прямо поверх купальника. А потом поспешила вниз, в столовую. Мне просто хотелось скорее покончить с этим.
Все уже ждали меня, и я испытала неприятное потрясение, потому что с помощником эконома разговаривал Эдвард Верритон. Я сразу развернулась и попробовала улизнуть, но было слишком поздно.
— О, вот, наконец, и Джоанна! — воскликнул он. — Это замечательно интересно, знаете ли. Я раньше бывал, хотя и не на этом пароходе.
Он обращался ко мне с простодушным дружелюбием, и я попробовала сказать что-нибудь девически наивное в ответ, но мне с трудом удалось выдавить из себя несколько слов. Мы миновали вращающиеся двери и оказались в огромной кухне. С нами были миссис Дейн, Пегги Стерлинг, madame Helot и еще несколько неизвестных мне мужчин.
— Мы осмотрим кухню на обратном пути, — сказал помощник эконома, вводя нас всех в огромный лифт, имевший весьма отдаленное сходство с теми элегантными лифтами, которыми пользовались обычно пассажиры. Мы попали в совершенно иной мир.
В мрачном коридоре внизу нас встретил кладовщик. Он не говорил по-английски, но помощник эконома нам все переводил. Мы прошли через несколько кладовых, где стояли стеллажи, заставленные неимоверным количеством бидонов, коробок и мешков. Сотни банок кофе, пачек печенья и всех видов продовольствия. Часто нам приходилось идти гуськом, пробираясь по узким проходам, иногда попадались массивные двери. Я все время старалась, чтобы между мной и Эдвардом Верритоном оказывалось как можно больше людей.
Все выглядели заинтересованными и задавали вопросы, но я не испытывала ничего, кроме отвращения. Мне было тесно здесь, мной овладело чувство какой-то подавленности, больше всего я хотела сейчас оказаться наверху и снова ощутить дуновение свежего морского ветра. Но уйти не было никакой возможности. Я просто сгину в этом жутком и зачастую плохо освещенном лабиринте. Кто бы мог подумать, что на пароходе есть такое обширное пространство, абсолютно недоступное для большинства пассажиров?
Мэри сказала правду, в одних местах было страшно холодно, а в других слишком жарко. Я тащилась вперед, мечтая, чтобы все поскорее кончилось.
— Не правда ли, интересно? — спросила Пегги Стерлинг, обернувшись ко мне как раз когда мы преодолевали какой-то подъем; пол был очень неровный и скользкий.
— Да, я полагаю, — сказала я, думая о том, что наши проводники идут слишком быстро. Я начинала отставать, и это пугало меня. Мне не следовало надевать босоножки на высоком каблуке, ремешок на правой вот-вот грозил оторваться.
Это был действительно лабиринт. Часть группы, кажется пошла одной дорогой, а остальные — другой. Откуда-то издалека ко мне донесся голос помощника эконома: «Давайте попробуем держаться вместе. Обычно мы не водим такие большие группы». Охваченная нарастающей паникой, я заторопилась вперед.
Я сделала неловкое движение, и ремешок все-таки не выдержал — босоножка отлетела куда-то в сторону. Я наклонилась, чтобы поискать ее, и услышала позади звук шагов.
Что-то предупредило меня об опасности, и я попыталась встать, чтобы оглядеться. Потом, кажется, меня ударили по затылку. И наступила непроглядная тьма.
Глава 14
Чарльз ничему не верит
Очнулась я в своей каюте. Я лежала на застеленной кровати, и каюту через иллюминатор заливал солнечный свет. Рядом, склонившись надо мной, стояли врач и миссис Верритон.
Моя первая смутная мысль была о том, что миссис Верритон выглядит лет на девяносто. Ее белое как мел лицо было изборождено глубокими морщинами.
— Она приходит в себя! — воскликнула миссис Верритон высоким срывающимся голосом. — О, слава богу! Мне уже не верилось, что она жива.
— Жива и здорова! — ободряюще сказал врач. — Правда, голова у нее, наверное, раскалывается. Как вы себя чувствуете, мисс?
— Не знаю. Что с-случилось? — спросила я. Но я и так уже все вспомнила.
— Очевидно, у вас слетела туфля, вы споткнулись и, падая, как-то ударились затылком о металлическую стойку, — объяснил врач. Я подняла руку и стала ощупывать голову — там все страшно болело, но крови вроде не было.
