— Мне еще нужно посоветоваться с отцом, — сказала она. — Вдруг он не разрешит мне остаться.
— С его стороны это было бы глупо, — фыркнула Дениза.
— Месье Арчер поймет, — вмешалась Марта, — что это не продлится долго…
— Многое может произойти за короткое время! — резко перебила ее Дениза и обменялась с братом многозначительными взглядами.
Джон Арчер понял. Он написал Джулии, что она все делает правильно и ему остается лишь надеяться, что жизнь в Мас не слишком утомительна и скучна. Джулия улыбнулась, читая эти слова, — в последнее время она не знала, куда деваться от скуки. Складывая длинное письмо отца, она чувствовала тоску по своей семье. В ее прежней, счастливой жизни не было никаких сложностей, никаких мстительных ревнивиц, никаких цыган-полукровок с миндалевидными глазами, которые пробуждают неожиданные эмоции.
На следующий день Дениза взяла себя в руки и попыталась оправдаться — ее слова с большой натяжкой можно было назвать извинением — за свою вспышку.
— Понимаешь, мы так долго думали, что являемся единственными родственниками дяди Жиля, за исключением Жана, конечно, — призналась она. — Мы совершенно забыли о твоем существовании. Потом, когда Жан погиб, мы надеялись, что станем ближе дяде, но внезапно нагрянула ты, как гром среди ясного неба… и voilà[35]! — Она выразительно развела руками.
Джулия совершенно расстроилась: она вовсе не хотела вставать между Жилем Боссэ и его родственниками, хотя Кордэ, как она заметила, не проявляли по отношению к своему дяде особой привязанности. Они пользовались его гостеприимством, но редко искали общества старика, да и он, казалось, не нуждался в них.
— Сожалею, — ответила она Денизе. — Я не хотела вставать между вами, но дедушка попросил меня приехать, и я была вынуждена это сделать. — Дениза продолжала недоверчиво смотреть на нее. — И кроме того, когда вы вернетесь в Париж, он останется совершенно один, если и меня здесь не будет, — закончила она.
— И ты будешь использовать любую возможность, чтобы настроить его против нас. — Слова сорвались прежде, чем Дениза смогла сдержать их, и она тут же попыталась исправить ошибку: — Но конечно же ты никогда не поступишь так.
— Естественно, нет.
Если так думали оба Кордэ, то вполне объяснимо их враждебное отношение к ней, и в этой ситуации Джулия ничего не смогла бы сделать, чтобы переубедить их в обратном. Она виновато вспомнила обещание деда обеспечить ее на всю жизнь — это конечно же уменьшит долю наследства Ги, который, как и большинство французских мужчин, очень скуп. Надо как-то убедить Жиля Боссэ изменить решение, подумала она. Ей совсем не нужно, чтобы дед вписал ее имя в завещание, но это будет очень деликатный разговор, и сначала необходимо все хорошенько обдумать.
Рана Армана, видимо, зажила, он ни на что не жаловался, и этот инцидент был бы забыт, если бы Жиль не обмолвился о нем Кордэ. То ли он счел историю забавной, то ли просто был горд мастерством Джулии, но брат с сестрой ухватились за это со злобным ликованием. В течение последующих дней Ги упорно обращался к ней не иначе как «доктор Джулия» и намекал, что она могла бы и его полечить от различных недомоганий, которые, как он заявил, у него внезапно обнаружились. Дениза даже рискнула спросить у Армана: правда ли, что Джулия измеряла ему температуру и позволил ли он ей пощупать пульс? Дениза была в ярости оттого, что англичанке выпала возможность позаботиться о нем. Но Арман быстро поставил ее на место.
— Не очень-то хорошо насмехаться над такой благородной и полезной профессией, — строго сказал он Денизе. — Может, наступит время, когда познания мадемуазель пригодятся вам самой. — Пророческое замечание, если бы только он об этом знал!
Этот разговор состоялся накануне его отъезда в Сент-Мари. Дениза, догадывавшаяся, что там обязательно будет Женевьева Пату, вся извелась от ревности. Она и Джулии по секрету сообщила о цыганке.
— Что из того? — спросила Джулия, слегка зарумянившись. — Почему это должно меня заботить?
— Я думала, что тебе будет интересно, — сухо заметила француженка.
— Ни капли, — возразила Джулия, но на самом деле это было не так. Она подозревала, что Женевьева Пату и была той причиной, по которой Арман не предложил ей поехать с ним на праздник. Просто он уже сговорился со своей прекрасной цыганкой, которой досталась его любовь, а ей, Джулии, — только дружба. Любовь? А хочет ли она любви Армана? Джулия сильно сомневалась, понимает ли он то, что она имеет в виду под этим словом. Для нее любовь была чем-то прекрасным и святым, благороднейшей и высшей точкой душевного волнения, которое посчастливилось испытать ее родителям. Для него это — всего лишь вспыхнувшая страсть, которая должна погаснуть, как только желание будет утолено. Нет, не стоит рассчитывать на любовь Армана, убеждала она себя, этого не может быть никогда. Ее мысли постоянно блуждали вокруг предстоящего праздника, а воображение рисовало Армана, сидящего рядом с цыганкой у костра. Как это он сказал? Вместе преломлять хлеб, вместе молиться и после этого, несомненно, вместе заниматься любовью.
