— Мы, Антон Петрович, всей командой вчера в партком ходили, — сказал боцман возле самых ворот.
Москалев промолчал.
— Ну, чтобы на «Антей» вас вернули…
— Излишне, боцман, — сказал Москалев, — прошу вас не делать этого. Каждый человек должен сам отвечать за свои грехи.
Ефимов появился в отделе после обеда. С его приходом женщины прекратили разговоры, а он принялся подписывать заготовленные распоряжения. Работа была привычна Ефимову, и выполнял он ее почти автоматически. Семь лет назад он перешел в порт из юридического отдела автоинспекции. Когда жаловались на работу его отдела, на затяжки с выдачей справок или не вовремя оформленные судовые документы, Ефимов возмущался:
— Сейчас модно стало обвинять в бюрократизме! Думают, если пришли с моря, заработали кучу денег — значит, герои! Спешите заказывать оркестры!
Женщины в отделе дружно соглашались с ним, особенно Лямина, и лишь новый работник капитан Москалев молчаливо, но явственно выражал свое несогласие. Ефимов был близорук и, когда волновался, обычно снимал пенсне и протирал стекла большим клетчатым платком. Однако напряженный взгляд Москалева он чувствовал и без пенсне. Ефимов уже понимал, что напрасно согласился принять Москалева в отдел и что теперь надо или как-то осторожно «приручить» его, или просто-напросто избавиться от него.
Работу Москалев успевал закончить до установленного срока, это заставляло других тоже поторапливаться. «Дам-ка я ему расчертить отчетные формы, — решил Ефимов, — и полезно, и времени у него не будет возмущаться». Ефимов поднялся и не спеша прошел к стеллажам, где хранились дела, сжатые красными картонными папками. Он еще решал, с какой формы отчета начать, когда дверь, отдела резко распахнулась. Ефимов спиной почувствовал необычность посетителя и заспешил к дверям, в которых стоял, оглядывая отдел голубоватыми глазами, низенький, почти квадратный человек с бородкой.
Москалев не сразу узнал в вошедшем начальника порта. Они встречались в Клайпеде лет десять назад. Евграф Васильевич, тогда еще молодой и юркий, работал в погрузрайоне.
Многие в отделе видели Евграфа Васильевича впервые. С тех пор как он поставил у себя в кабинете селектор, даже начальники отделов стали реже видеть его. И когда раздавался резкий звонок, похожий на судовую сирену, — это значило: Евграф Васильевич выходил на прямую связь с Ефимовым, при этом голос его, усиленный динамиком, был властным и не терпящим возражений. Звонок этот раздавался редко и всегда становился событием и темой разговора на целый день.
— До меня дошли жалобы, — пророкотал Евграф Васильевич, обращаясь не столько к Ефимову, сколько ко всем сидящим в отделе. — Волокиту здесь развели!
— Отдел работает, как отлаженный механизм, Евграф Васильевич! — начал скороговоркой Ефимов. — Любое дело, любые данные всегда под рукой.
— Механизм? А по чьей вине вчера до ночи стоял готовый к промыслу траулер? Судно задержали из-за бумажки! Мы существуем для флота, а не флот для нас!
— Евграф Васильевич, это все понимают, — поспешил согласиться Ефимов. — Мы всегда идем навстречу, мы делаем все, что зависит от нас!
Начальник порта посмотрел по очереди на каждого из сидящих в отделе.
— И вы здесь, капитан? — спросил он, заметив Москалева. — Впрочем, мне говорили о вас. Временно у нас решили отсидеться?
— Считаю, что временно, — спокойно ответил Москалев. — Много здесь излишней суеты и бумаг.
— Очень верно, Евграф Васильевич. Москалев здесь человек временный, ему трудно вникнуть, — вмешался в разговор Ефимов. — Мы все это очень чувствуем.
Евграф Васильевич повернулся к Ефимову, приподнял плечо, как боксер, и посмотрел так, что Ефимов сразу понял, что лучше бы ему было промолчать.
— Я даю вам неделю для налаживания четкой работы! — приказал Евграф Васильевич. — Неделю!
После его ухода в отделе долго стояла тишина, только было слышно, как за окном тренькают краны и скрипят стропы, сдавливая короба с замороженной рыбой. Потом заговорили все сразу, в основном о резкости начальника порта, вспомнили, что у него даже нет высшего образования и что он здесь недавно, а Ефимов уже, слава богу, семь лет.
